Книга о гениальности представляет собой монографическое исследование, где на основе оригинальной авторской концепции перед читателем постепенно разворачивается уникальное по своей многоплановости исследование человеческого гения. Это фундаментальное исследование, выстроенное на методологии, предполагающей не узкоспециализированный подход, а междисциплинарный синтез, направлено не на частные вопросы одарённости и выдающихся достижений, а на исследование вечных вопросов человеческого бытия, его божественной сущности и смысла человеческой жизни. В первом томе развивается оригинальное представление о природе, сущности и становлении человеческого гения, рассматриваются вопросы универсальной и нравственной природы гения, соотношения таланта и гения, святости и гениальности, творческого дара и назначения, рассматриваются личностные атрибуты и духовные признаки гениального человека. 

Ниже опубликованы первая (§ 1–25)  и четвёртая (§ 76–100) части "Книги о гениальности". 

 

С О Д Е Р Ж А Н И Е

КНИГА О ГЕНИАЛЬНОСТИ

Том первый

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ГЕНИЙ:

ПРИРОДА. СУЩНОСТЬ. СТАНОВЛЕНИЕ

Часть первая

ОБ ИССЛЕДОВАНИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ГЕНИЯ. § 1–25 . . .

1. Актуальность. § 1 . . . . . . . . . . . . . .

2. Основные понятия. § 2–5 . . . . . . .

3. Необходимые ограничения. § 6–7 . . . . . . .

4. Методология. § 8–15 . . . . . . . . .

5. Гипотезы. § 16–25 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Часть вторая

О ПРИРОДЕ И СУЩНОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ГЕНИЯ. § 26–52 . .

6. Предварительные замечания. § 26 . . . . . . .

7. Универсальная природа гения. § 27–29 . . . . . . . . . . . .

8. Божественное и человеческое. § 30–34 . . . . . . . . . . .

9. Вера и познание. § 35–39 . . . . . .

10. Талант и гений. § 40–42 . . . . . . . . . . . .

11. Творческий дар и назначение. § 43–46 . . . . .

12. Гений как художник, как мыслитель, как творец. § 47–52 . .

Часть третья

СТАНОВЛЕНИЕ ГЕНИЯ. § 53–75 . . .

13. Предварительные замечания. § 53 . . . . .

14. «Постоянный труд есть закон как искусства, так и жизни». § 54–58 .

15. Характерология гениальности. § 59–65 . . . .

16. Призвание к творчеству. § 66–70 . . . . .

17. «Творец предназначал человека к гениальности». § 71–75 . . . .

Часть четвертая.

УЧЕНИЕ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ГЕНИИ. § 76–100 . . .

П р и м е ч а н и я . . . . . . . . . .

Б и б л и о г р а ф и я . . . . . . . . . .

 

 

Часть первая

ОБ ИССЛЕДОВАНИИ

ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ГЕНИЯ

 

I. АКТУАЛЬНОСТЬ

§ 1

Исследование человеческого гения есть попытка собрать и синтезировать в единое не только драгоценные камни гения, но и самые малые крупицы гениальности. Изыскания автора по названной проблеме¹ приводят к следующим на первый взгляд парадоксальным выводам. Первое. Многих из тех людей, которых мы привыкли считать «гениями», мы не сможем более называть таковыми, и, напротив, к числу гениев, в истинном смысле этого слова, нужно будет причислить тех людей, имена которых человечество вне сомнения знает и помнит, но гений которых остается скрытым, невидимым, не проявленным, а лучше сказать, – не опознанным ни современниками, ни потомками. Второе. Все люди рождаются уникальными и эта уникальность каждого рожденного «по образу и подобию» есть ни что иное, – как потенцированная гениальность. Но подавляющее большинство потенциально гениальных индивидов имеют в том числе высочайшую способность к адаптации, способность к усреднению, – к деуникализации. И лишь только святые и гении, которых, собственно, единицы среди всех остальных людей, такой способностью не обладают. Таким образом, гении – это самые малоспособные из всех рождающихся человеческих существ – они менее всего способны к усреднению.

Талант создает пользу, тогда как гений творит ценности. И только гений способен творить чудо. Если талант – это фактор взрослости, практичности, рационализма, то гений сочетает в себе юность воображения и зрелость ума. Талант создает внешнее, объективированное, тогда как гений творит внутреннее, духовное. Гений способствует преображению человеческого духа и тем самым приближает его к божественному смыслу бытия, тогда как усилиями талантов создается внешнее, тварное по преимуществу, оформление человеческой жизни, другими словами, то, что мы называем цивилизацией. Более того, когда гений (genius) выдающихся людей действительно набирает силу, эти периоды зачастую расцениваются современниками и потомками как периоды «заката гения», хотя на самом деле все происходит как раз наоборот. Вот один из ярких примеров. Исаак Ньютон был вполне понимаем и современниками и потомками лишь до тех пор, пока он следовал своему выдающемуся таланту математика, механика и изобретателя. Но как только он, в ущерб своему таланту, переключился на поиск высших, божественных истин, его занятия сочли более чем странными, а впоследствии и вообще объявили Ньютона чуть ли не помешанным. Люди прощают выдающимся представителям человечества их «странности» и многие «пороки» лишь до тех пор, пока, как им кажется, великие люди приносят обществу пользу, которая является лишь мерилом того, что мы называем прогрессом. Было бы неправильно думать, что современному обществу не нужны гении. Они ему нужны. Но нужны не гении духа, а гении плоти, не «аристократы духа», а «демократические гении» (по терминологии Н.А. Бердяева – см. § 74²), потенциал и деятельность которых, по мнению толпы, должны быть направлены исключительно на усовершенствование «золотого тельца». Глубокое сожаление вызывает тот факт, что современному обществу больше нужны «технологи», чем «инженеры», и «дровосеки» более чем «садоводы».

В последние годы в российском обществе, равно как и в российском образовании произошли значительные изменения, которые еще раз подтверждают хорошо известную историческую тенденцию полярности (асимметрии) развития человечества и всех его социальных институтов. Для современного общества, с одной стороны, характерен предельный рационализм и махровый прагматизм составляющих его людей, выражающийся в стремлении к безмерному потреблению исключительно материальных благ и низкопробных развлечений («хлеба и зрелищ») и ведущий к усилению специфической направленности личности, которую можно назвать не иначе как инстинктом потребительства, а, с другой стороны, – это возникновение и расширение у многих современных людей интереса к поискам духовных начал бытия, смысла жизни отдельного человека и смысла существования человеческого рода в целом. Такое противоречие проистекает, на наш взгляд, из природной особенности человека как существа свободного выбора. А вот в том, какой выбор (выборы) предпочитает делать конкретная личность в своей индивидуальной и общественной жизни решающая роль принадлежит духовной культуре и образованию.

В этой связи особая роль принадлежит таким образовательным программам, которые предполагают формирование нравственной составляющей личности и развитие ее духовной направленности. В свою очередь, многие педагоги, методисты и ученые, занимающиеся проектированием, разработкой и реализацией образовательных программ в сфере философских и общегуманитарных дисциплин, таких как история, психология, педагогика и др., и, ориентируясь на модные в условиях рыночных отношений сугубо прагматические вопросы, порой забывают о своей главной задаче: возделывания важнейшего структурного компонента личности – ее духовно-нравственной составляющей. Но ведь человек есть отнюдь не то, что он ест, как это представляют сейчас многие поп-медиа-средства, напротив, сущность человека определяется его духовной направленностью и проявляется в его тяготении к Богу, в его созидательном труде, в его отношении к другим людям и к самому себе. А формирование такой личности есть, как известно, главная задача воспитания, которое, в свою очередь, осуществляется на основе следования за достойными подражания примерами. Судьба человека направляется теми маяками, которые вспыхивают на его пути, а уже сам человек определяет те из них, которые на его взгляд указывают ему верный путь. По большому счету, духовная культура и воспитание и есть те маяки, которые должны помочь человеку осуществить свой собственный выбор: либо угодить в пасть потребительского инстинкта, либо вступить на путь духовного преображения. Мы не зря здесь об этом говорим, поскольку настоящий труд мы рассматриваем не только как философское и научное исследование, но и как своеобразную образовательную программу, направленную на воспитание и формирование нравственной и духовной составляющих современного человека. На решение этой важнейшей задачи – задачи духовного преображения человека в соответствии с вечным триединым принципом любви, истины и красоты и направлено наше исследование человеческого гения.

Вспомним слова Николая Александровича Бердяева, сказанные им ровно сто лет назад и вынесенные в эпиграф настоящего исследования: «Наша эпоха нуждается в возрождении самой идеи гениальности». Так вот, наша эпоха, – эпоха безмерного информационно-технологического прогресса, уничтожающего на своем пути все святое и гениальное в угоду потребительскому инстинкту жиреющей толпы, все громче орущей: «хлеба и зрелищ»; эпоха экологических, техногенных и иных катастроф, выжигающих нашу планету; эпоха вырождения духовной культуры, искажающая до неузнаваемости божественный образ человека; – еще в большей степени нуждается в «возрождении идеи гениальности», поскольку только духовное преображение человека посредством всепобеждающей любви, только оно и ничто другое, может помочь человеку залечить язвы этого безумного мира, выстроенного его собственными усилиями, и сохранить для себя будущее в этом земном, пока еще раю.

 

II. ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ

…даже логические понятия содержат в своем основании нечто сверх-логическое, которое если вы ухватили, то не нужно вам и самого определения.

Алексей Федорович Лосев

§ 2. Человеческий гений

В XIX веке создается представление о гениальности как высшей творческой способности. В этой связи понятие гения, в отличие от более ранних определений, утверждает, прежде всего, имманентность гения личности, и гениальность становиться настоящей проблемой философии и психологии творчества. Начиная с исследований Ф. Гальтона (1869), посвященного выдающимся людям его времени³, вокруг определения гениальности не утихают споры. Хотя гениальность и одаренность иногда считаются синонимами, гениальность подразумевает особенно редкие и выдающиеся достижения, в то время как одаренность, в частности в контексте способности к учебе или творческому таланту, определялась менее строго. Так, например, основанное на оценке продуктивности определение гениальности дал Алберт: гений – это человек, «который выполняет в течение продолжительного времени ... значительную работу, оказывающую сильное влияние на многих (других людей) долгие годы», – работу, приводящую к «коренному сдвигу» в восприятии или идеях.

Сложность феномена гения, его непредсказуемость, редкость появления в роду человеческом, неопределенность и многозначность понятийных трактовок, заставляет согласиться с мнением В.С. Соловьева в том, что «гениальность… не подлежит точному определению». Вместе с тем, о гении можно говорить как о человеке, который живет «повышенной потенцированной внутренней жизнью» и деятельность которого «имеет не личное только, а общее родовое значение (для народа или для всего рода человеческого)»⁴. Таким образом, мы привыкли называть гениями тех людей, которые в силу выдающегося творческого дарования и благодаря своему созидательному труду сумели продвинуть развитие человеческого рода в его духовном становлении. В свою очередь, с социологической точки зрения, жизнь гения – это творчески формирующая вершина человеческого существования, «устанавливающая правила и созидающая законы».

Гений – это всегда созидатель, творец. В свою очередь, творец – это тот, кто делает нечто из того, что уже существует, но это нечто совершенно отличается от того, что уже было до этого, и на основании чего оно было собственно создано: представлено, произведено, сконструировано, построено, вылеплено и т.п. Таким образом, творец – это делатель того, чего ещё никогда не было – делатель нового. Но при этом сразу возникает вопрос, что собой представляет, и каким же должно быть это новое, чтобы его создатель получил звание творца и мог именоваться гением? Вопрос этот отнюдь не праздный, как может показаться вначале, поскольку произведение нового всегда присутствует в любом творческом акте, но не всё то новое, что создаётся в результате деятельности людей мы можем назвать гениальным творением. И второй вопрос: в чем же проявляется эта созидательная способность творить?

Созидателем гениальных творений, мы будем называть такого человека, который:

• узнает нечто такое, чего до него не знал никто и впоследствии делает это нечто достоянием всечеловеческой духовной культуры. В свою очередь, это нечто становится исключительной (неповторимой, неподражаемой) ценностью для множества других людей и ценность этого нечто остается значимой для многих поколений людей, живущих после времени гения;

• продуцирует, воспроизводит и разрабатывает идеи, ещё не известные человечеству, но имеющие значение для будущего и которые впоследствии станут важнейшей составляющей человеческой культуры;

• устанавливает новые, ещё неизвестные человечеству связи между явлениями и открывает новые, ещё неизвестные людям законы;

• преобразует нечто уже существующее или уже известное, принципиально изменяя содержание, структуру, форму таким образом, что это преобразованное нечто становится источником познания, последующего развития и служит образцом для подражания;

• осмысливает, продумывает и производит нечто такое, что ещё не имеет аналогов в истории всечеловеческой культуры или качественным образом отличается от всех уже существующих образцов, а это нечто, в свою очередь, становится основой для создания многочисленных копий и аналогов, а также служит источником для многих усовершенствований и модификаций;

• создает новые (или возрождает в новом качестве незаслуженно забытые) направления и формы творческой деятельности человека;

• направляет свои творческие усилия не на переделку мира, а на создание новых духовных миров, и способствует тем самым духовному преображению других людей.

Таким образом, гений – это всегда созидатель, определяющий развитие человеческого духа и обеспечивающий духовное преображение человеческого рода, – который благодаря своим трудам актуализирует духовные силы других людей. Продуктом деятельности гениальной личности являются гениальные творения, создаваемые трудом гения и которые, по словам Леонардо да Винчи, становятся «обителью его души». Наряду с этим, понятие гений*⁵ (genius – лат.) используется также для обозначения некоей духовной сущности личности**, которая собственно и делает человека гениальным. В этом смысле гений уникален, как и сама личность, – носительница гения. С одной стороны, гений Бальзака совершенно не походит на гений Пушкина, а гений Ньютона совершенно отличается от гения Ломоносова но, с другой стороны, всех этих выдающихся людей объединяет некая особая, общая для них печать, – «печать избранья и служенья»⁶, благодаря которой они разительно отличаются от людей обыкновенных. Не это ли имел в виду Оноре де Бальзак, когда говорил: «В гении то прекрасно, что он похож на всех, а на него – никто».

В свою очередь, гениальность – это наивысшая степень проявления духовности, ума, творческих сил человека, благодаря которой создаются такие качественно новые творения, которые оказывают непреходящее (в историческом смысле) влияние на развитие человеческого рода и духовное преображение человека; а духовность – это есть высший уровень развития сознания человека, когда на основе соприкосновения божественного и человеческого преодолевается пространственно-временная ограниченность человеческого восприятия, расширяются границы человеческого ума и совершенствуется духовно-нравственная составляющая человека. «Духовность, – по мысли Н.А. Бердяева, – есть задача, поставленная перед человеком в отношении к жизни. <…> Духовное развитие есть актуализация возможного. <…> Духовная сила в человеке есть изначально не человеческая только, но богочеловеческая. Духовность есть богочеловеческое состояние. Человек в духовной своей глубине соприкасается с божественным и из божественного источника получает поддержку»⁷.

С учетом того, что гений есть нечто большее, чем выдающиеся достижения, о чем подробно будет сказано в соответствующем месте, в настоящем исследовании используется системное, объемное, многомерное понятие – человеческий гений, которое синтезирует в себе такие понятия как творческий дар и назначение, дух и духовность, гений и гениальность. На основании сказанного, человеческий гений будет рассматриваться здесь как система таких личностных атрибутов и духовных признаков, благодаря наличию (творческий дар), развитию и становлению (в индивидуальной и целенаправленной творческой деятельности) которых, личность (будучи в творческом смысле индивидуальностью) приобретает в себе все признаки духовности, принимает на себя назначение свое (предназначение) и вносит в мир людей свою личностную волю и духовную глубину. Гениальность становится проявленной и человек реализуется как гений. При этом понятно, что определение личностных атрибутов (необходимых, существенных, неотъемлемых свойств) и духовных признаков человеческого гения является одной из важнейших задач настоящего исследования. На основе духовного преображения, которое и есть собственно становящийся дух, и которое не может быть определено из каких-либо рациональных причинно-следственных отношений, названная личность становится способной создавать принципиально новые, оригинальные творения (продукты индивидуальной творческой деятельности: идеи, разработки, концепции, теории, произведения, изобретения, образцы, модели, предметы и пр.), которые со временем приобретают значение идеалов, составляют непреходящую в веках ценность для человеческого рода в целом, и способствуют преображению человеческого духа.

Таким образом, являясь фундаментом, основой всеобщей духовной культуры, творения гения, в свою очередь, служат основанием (отправной точкой, образцом, примером) для создания новых творений, отличающихся подобными же признаками новизны, оригинальности и исторической значимости. Названные продукты творческой деятельности конкретной личности мы будем называть гениальными творениями. В свою очередь, человека, который обладает совокупностью соответствующих личностных атрибутов и духовных признаков и, обладает, наряду с этим, волей необходимой для реализации творческого дара и назначения своего в индивидуальной творческой деятельности, направленной на создание гениальных творений (продуктов этой деятельности), мы будем называть гениальной личностью, гениальным человеком или просто гением.

§ 3. Человечность

Каждая эпоха человеческой истории выдвигала свой уникальный идеал человека: «Античность выдвинула героя и мудреца. Еврейский народ – пророка. Христианское средневековье – святого и рыцаря. Гуманизм нового времени – творческую индивидуальность, которой ничто не чуждо»⁸. И в этой связи сам смысл человеческой жизни и понятие человечности раскрывается в следующих понятиях: подвиг, мысль, предвидение, жертвенность, дарение, труд, творчество. Герой научил человека совершать нерациональные с точки зрения инстинкта самосохранения поступки, обыкновенно отвергаемые рассудком, но выводящие человека на новый путь и гарантирующие лишь полную неизвестность в будущем, т.е. такие поступки, которые обычно называют подвигом. Мудрец открыл человеку возможности независимого и самостоятельного мышления. Пророк научил человека читать книгу будущего. Рыцарь научил человека дарить другому самое ценное из того, чем он сам обладает. Святой показал человеку очистительный и благодатный смысл аскезы и научил человека жертвовать собой. Трудолюб научил человека находить полное удовлетворение в самом своем труде и не требовать за это награды. Гений научил человека творческому горению и духовному созиданию. Но только Абсолютный Богочеловек Иисус Христос показал человеку настоящий путь к Богу, путь безусловной любви и тем самым раскрыл тайну человеческой природы, которую мы и называем человечностью.

В «Евангелии от Луки» мы находим фрагмент, когда Иисус очень ясно поясняет всю сущность человечности. Приведем здесь этот исключительно важный фрагмент полностью:

«И вот, один законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Он же сказал ему: в законе что написано? как читаешь? Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всей душей твоей, и всей крепостью твоей, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя. Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить. Но он, желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний? На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел по той дороге и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, натолкнулся на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе. Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же» (Лк. 10: 25–37).

Итак, любой человек, встретившийся вам на пути, и есть ваш ближний без каких-либо условий и ограничений. Нарушение этого последнего, включение оговорок, условий, требований, норм, исключений, оправданий есть уже нарушение основной заповеди, и есть, следовательно, отход от первопринципа любви, есть унижение человеческого достоинства, и нарушение целостности Учения Христа. Человек, оказывающий помощь, и принимающий ее, равно близки друг другу, и роли их могут поменяться уже через мгновение. Потому в христианстве оказание безвозмездной помощи страждущему, даже в ущерб своим собственным интересам, считается безусловным и необходимым принципом взаимоотношения между людьми: «…иди и ты поступай так же» – это и есть основной из принципов христианской этики. Ведь только в отношении к другому может проявиться истинное благочестие человека, весь его героизм, мудрость, святость, рыцарство, гениальность. В этом только и может проявиться безусловная любовь человека к Богу и способность возлюбить ближнего как самого себя, которая оживляет, воодушевляет, облагораживает, одухотворяет человека и приближает его к образу и подобию Самого Творца.

§ 4. Духовное творчество

Попытка рационального определения понятия творческий дар сталкивается со значительными трудностями, и с этих позиций вряд ли возможна, что, однако не мешает нам уловить признаки названного дара, обратившись к исследованию категории творчества. Остановимся на этом вопросе с позволительной для данного раздела подробностью.

Еще Платон определил творчество, как «…понятие широкое. Все, что вызывает переход из небытия в бытие, – творчество, и, следовательно, создание любых произведений искусства и ремесла можно назвать творчеством, а всех создателей – их творцами»⁹. Ничего не скажешь – широко, просто и по платоновски гениально. Однако, в соответствии с этим определением мы должны назвать группу людей, приложивших руку к изобретению атомной бомбы, как впрочем и всех иных изобретателей многочисленных и суперэффективных орудий убийства, не иначе как «творцами». Возникает вопрос: «творцами» чего, для чего и ради чего? У Платона мы не находим ответа на этот вопрос.

А.Ф. Лосев, в очерке, посвященном диалектике творческого акта, показывает, что основой для анализа творческой деятельности является рассмотрение творческого акта в его связи с такими категориями как становление, движение, изменение, развитие, действие и созидание: «Но все эти категории преобразованы здесь в свете учения о творческом предмете, т. е. о том самодовлеющем предмете, который логически только и можно понять агенетически, но в то же самое время и процессуально. <…> Теперь, однако, мы должны сказать, что все эти процессы становления, изменения, развития и т. д. имеют самое ближайшее отношение к творческому акту, но только нужно говорить не о становлении вообще, но о творческом становлении, не об изменении, развитии или действии вообще, но о творческом изменении, о творческом развитии, о творческом действии»¹⁰. Далее Алексей Федорович говорит о том, что всякий творческий акт является также трудом, однако не каждый труд, или работа дает творческий продукт и приводит следующий пример: «Когда уголовники обкрадывают квартиру, взламывают замки или поджигают жилища, они, несомненно, проделывают весьма искусную работу. Однако едва ли такой труд или такую работу можно считать творчеством. Никакая коммуникативная или “общительная” деятельность и никакая оценочная или оценивающая деятельность, взятая сама по себе, да и никакая человеческая деятельность вообще тоже еще не означает творческого акта». Принимая в целом диалектику творческого акта, которая по Лосеву «конструирует специфический творческий продукт творчества со всем его самодовлеющим характером, включая необходимо вытекающие отсюда логические выводы»¹¹ мы, вместе с тем, не получили ответа на поставленный выше вопрос.

Если не помогает диалектика, попробуем обратиться к этике. В своей гениальной книге «О назначении человека» (1931), которая по преимуществу посвящена вопросам этики, Н.А. Бердяев выделяет три этики: «этику закона», «этику искупления» и «этику творчества». «Пробуждение духа стоит под двумя знаками, под знаком искупления и под знаком творчества. Но дух, стоящий под знаком искупления подвергает душу новым опасностям. Душа может быть настолько поражена идеей гибели и спасения, что это может стать маниакальным и болезненным сужением сознания. И тогда спасение от исключительной власти над душой идеи спасения приходит от творческой духовной энергии, от творческого потрясения души. Искупление завершается лишь в творчестве. Это есть основная идея новой этики»¹². Далее Бердяев дает вполне оригинальное обоснование понятия творчества (см. также § 75) в соответствии с его божественным смыслом и ценностью для человека как таковой, – он обосновывает творчески-индивидуальный характер нравственных актов:

«Этика творчества отличается от этики закона и нормы прежде всего тем, что для нее нравственная задача есть неповторимо индивидуальная творческая задача. <…> Для этики творчества свобода означает не принятие закона добра, а индивидуальное творчество добра и ценности. Свобода есть творческая энергия, возможность создания нового. Этой свободы этика закона не знает. Она совсем не знает того, что добро твориться, что в каждом неповторимом индивидуальном нравственном акте творится новое добро, не бывшее еще в мире, которое является изобретением совершающего нравственный акт. <…> Для этики творчества борьба со злом происходит не столько пресечением и уничтожением зла, сколько творческим осуществлением добра и творческим преображением злого в доброе. Этика закона есть этика конечного, для нее мир есть замкнутый порядок, из которого никуда нельзя прорваться. Этика творчества есть этика бесконечного, для нее мир раскрыт и пластичен, раскрыты бесконечные горизонты и возможен прорыв к другим мирам»¹³.

Таким образом, Николай Александрович связывает творчество не просто с созданием некоего нового и небывшего ранее продукта, но, прежде всего, с «творческим осуществлением добра» и «преображением злого в доброе», что и открывает в итоге для духовного творческого человека путь к «бесконечным горизонтам» и «другим мирам». Если теперь с этих позиций рассматривать творческую деятельность, то становится понятно, что ни изобретение атомной бомбы, ни виртуозная деятельность уголовника по вскрытию чужой квартиры творчеством не является и должна быть отнесена к деятельности прямо противоположного характера и направленности – а именно к тому, что в этике закона носит название преступления. Следовательно, традиционное понимание творчества лишь с точки зрения новизны произведенного продукта недостаточно, поскольку не выявляет духовной природы творчества.

«Богом дан человеку творческий дар, – пишет Н.А. Бердяев, – талант, гений и дан мир, в котором и через который должен совершаться творческий акт»¹⁴. В соответствии с Божьим Промыслом, творческий акт совершается человеком в мире, для мира и в целях мира. И такое творчество, в его отличии от утилитарного креатива, мы вправе назвать духовным творчеством. А если дело обстоит иначе, то здесь мы сталкиваемся с чем-то иным, не имеющем никакого отношения не только к творчеству, но и к назначению человека вообще. Если деятельность человека по целям, содержанию и направленности своей делает человека отличным от «образа и подобия» Творца, то такая человеческая деятельность не ведет ни к чему иному, как накоплению в мире все большего зла и с творчеством как таковым ни в коей мере не связана. Следовательно, творцом, гением, можно называть лишь того человека, который в творчестве своем «расширяет горизонты», обеспечивает «прорыв к другим мирам», или вообще создает новые духовные миры. Творческий человек – всегда духовный созидатель, но не разрушитель. Однако современный вполне цивилизованный человек чаще не занимается духовным миротворением, пока он только лишь научился насиловать и калечить природу, в том числе и природу человека, т.е. себя самого. А это есть ни что иное, как процесс обратный творчеству – переход от бытия в небытие. И только возвращение человека к Богу, осознание своего божественного назначения в сочетании с этикой творчества сделает из homo sapiens человека-творца.

Если что-либо новое произведено в чисто утилитарных целях, для удовлетворения сугубо материальных потребностей, и при этом не несет под собою ни любви, ни добра, ни красоты, то процесс такого производства или конструирования нельзя называть духовным творчеством. Духовное творчество не проистекает из утилитарных целей, не несет под собой зла, оно продвигает человека к истине и вполне соответствует критериям гармонии и красоты. Духовное творчество не может противоречить вечным истинам, имеющим религиозно-нравственный характер. Единственно верный и единственно возможный путь для духовного пробуждения, созревания и преображения – это творческое делание. Постижение, слияние с духовным не происходит иначе, чем через творческий акт. Духовное, собственно, и постигается в творческом акте, поскольку сам дух и есть суть вечное творчество. Вне творчества и любви вообще невозможно представить себе духовное проживание, духовное делание, духовное постижение истины.

Истинное творчество в том и состоит, что оно питается, живет и множится не разумом только, но духом. В свою очередь, если дух созревает благодаря воспитанию, то пробуждается дух лишь благодаря откровению, которое становится доступным лишь в творческом акте. Духовное творчество не имеет утилитарного значения, не приносит пользы человеку как индивиду, но имеет огромную ценность для личности. Духовное творчество – творчество как созидание, продвигает человека на пути к истине, не несет под собой зла и соответствует критериям любви, добра и красоты.

§ 5. Творческая идея

Началом творческого акта, равно как и продуктом творческой деятельности является творческая идея. «Творческой деятельностью, – пишет Л.С. Выготский, – мы называем такую деятельность человека, которая создает нечто новое, все равно будет ли это созданное творческой деятельностью какой-нибудь вещью внешнего мира или известным построением ума или чувства, живущим и обнаруживающимся только в самом человеке»¹⁵. Но что значит осуществить «переход из небытия в бытие» или создать «нечто новое»? Рассмотрим этот вопрос на следующем примере. Для того, чтобы придумать новое средство перемещения в пространстве нужно напрочь забыть о том, что уже существуют конная повозка, велосипед, автомобиль, самолет, корабль, подводная лодка, космолёт и др. Так, для создания самодвижущегося сухопутного устройства нового поколения, мы должны отвлечься от автомобиля и всех других уже существующих транспортных средств в современном их виде. Мы должны забыть о двигателе внутреннего сгорания, так же, как и о реактивном двигателе, забыть о системе передач, отказаться от колесной системы передвижения, от корпуса автомобиля, наконец, и только тогда, хорошо забыв об этом, поверив в невозможное и обратившись лишь к гармонии движения, мы можем создать принципиально новое движущееся средство, имеющее совершенно оригинальные принципы устройства и систему перемещения в пространстве. Ведь в принципе автомобиль отличается от конной повозки лишь тем, что последнюю тащит лошадь, а автомобиль движется благодаря своему двигателю. Недаром, по-видимому, мощность двигателя внутреннего сгорания до сих пор измеряется в лошадиных силах. Получается, что для изобретения чего-то принципиально нового надо либо обратиться в дилетанта, либо вспомнить свои детские игры, либо стать мечтателем. А может быть лучше сделать все это вместе взятое? «Истинный ученый – писал Оноре де Бальзак – это мечтатель, а кто им не является, тот называет себя практиком».

Рождение творческой идеи обеспечивается своеобразным резонансом и индукцией человеческой мысли: одна мысль порождает другую, даже если они не только не имеют прямого сходства, но могут даже противоречить друг другу. «…в мире проявляется нечто подобное закону сохранения духовной энергии. Ни одна великая мысль не может пропасть, даже если она так и не дошла до людей, даже если она была “унесена в могилу”»¹⁶. Можно выделить следующие признаки творческой идеи:

• творческая идея питается соками любых других идей;

• творческая идея имеет качественное своеобразие в сравнении с другими идеями, касающимися соответствующего предмета;

• творческая идея относительно одного какого-либо предмета, вполне может оказаться продуктивной относительно иных предметов не связанных напрямую с первым предметом;

• творческая идея уже сама по себе является не просто результатом мыслительного процесса, но уже продуктом творческой деятельности;

• реализация творческой идеи имеет необходимый, обязательный, тотальный характер;

• творческая идея сама по себе является важнейшим, а зачастую единственным стимулом реализации самой себя; или, иначе, творческая идея есть сама-для-себя основание.

Таким образом, творческой мы будем называть такую идею, которая имеет признаки абсолютной новизны и самой-себя-реализации. Вместе с тем, идея, имеющая хотя бы легкий налет утилитаризма, не может уже считаться творческой, поскольку она скована уже рамками пользы, зажата в тиски потребностно-мотивационной сферы, не может выйти за эти пределы, и не может, следовательно, нести на себе признаки абсолютной новизны. Для реализации творческой идеи нет нужды в иных стимулах, кроме как рождения и жизни самой этой идеи. Реализация творческой идеи имеет тотальный характер – она обязательно и необходимо будет реализована. «…новые истины, – пишет Василий Кандинский, – являющиеся, однако, в основе своей не чем иным, как органическим развитием, органическим ростом прежних истин, которые не уничтожаются этими новыми истинами, а продолжают свою необходимую творческую жизнь, как это неотъемлемо свойственно каждой истине, каждой мудрости»¹⁷. «Все есть во всём» – говорил Гераклит. Ничего нельзя отвергать, нельзя быть судией – любой духовный опыт, опыт духовного делания не может быть отвергнут, но должен быть исследован, познан и духовно принят. Может быть в этом и скрыт истинный смысл творчества?

 

III. НЕОБХОДИМЫЕ ОГРАНИЧЕНИЯ

Гений и злодейство – Две вещи несовместные.

Александр Сергеевич Пушкин

§ 6

История знает многих выдающихся людей: мыслителей и ученых, поэтов и живописцев, правителей и государственных деятелей, изобретателей и промышленников, политиков и военачальников, роль которых в общечеловеческой истории и в развитии цивилизации можно считать одним из важнейших определяющих факторов. Однако возникает вопрос, кого из этих людей можно, а кого нельзя отнести к гениям? Введение такого ограничения очень важно, поскольку настоящее исследование предполагает, в частности, выбор гениальных персоналий анализ жизненного пути, творческой деятельности и опыта духовной жизни которых является важнейшим основанием для познания человеческого гения.

В последнее время, когда пошла мода на «гениев» к этой категории стали совершенно безосновательно относить кого угодно: монархов и правителей, военачальников и захватчиков, политических деятелей и бизнесменов, удачливых прагматиков и авантюристов всех мастей.

Понятно, каждое время рождает своих героев. Причем, зачастую, такой человек объявляется «гениальным», без определения каких-либо критериев и не основываясь ни на каких принципах. При этом учитываются лишь выдающиеся достижения. Современные исследования одаренности и гениальности, несмотря на различие подходов, обусловленных множеством школ и направлений (дурная бесконечность), желающих, прежде всего, выделиться друг от друга, в конечном итоге разворачиваются под флагом, высоко поднятым американской психологией, опирающейся, прежде всего на философию прагматизма, и обозначенным Анной Анастази следующим образом: «Самое широкое и наиболее объективное определение гениальности предполагает, что гений – это человек, который в любой области деятельности способен показать результаты, значительно превышающие средние показатели. <…> Роллер, акробат, завоевавший мировую известность, или знаменитый шеф-повар с полным правом могут получить титул гения и заслужить много большее признание, чем посредственный деятель науки или художник. Но для того, чтобы их гениальность была признана, их достижения должны быть неизмеримо более значительными, чем во втором случае»¹⁸. Этим позитивистско-рационалистический подходом к проблеме «одаренность–гениальность», молчаливо признаваемым современном культурным сообществом, и объясняется, на наш взгляд, отсутствие серьезных достижений в познании человеческого гения как в современной психологии, так и в современной философской традиции. Надо понимать, что человек, добившийся каких-либо выдающихся результатов на каком-либо поприще, причем человек, ориентированный на достижение своих личных и зачастую сугубо прагматических целей, не может считаться гением. Только лишь достижение выдающихся результатов отнюдь не является достаточным критерием гениальности.

Многие ученые, и надо отдать им должное, серьезные ученые, попадаются в «ловушку» выдающихся достижений и начинают причислять к этой категории лиц которых вряд ли можно отнести (как мы увидим это впоследствии) к роду человеческого гения. Так, например, крупный советский генетик В.П. Эфроимсон, основываясь на своей теории генетической наследуемости ряда патологий, напрямую связывает эти патологии с выдающимися достижениями, талантливостью и гениальностью их носителей. Так, например, в составленном Эфроимсоном списке выдающихся подагриков мы встречаем имена политика и революционера Оливера Кромвеля, министра финансов Франции времен Людовика XIV Жана Батиста Кольбера и, конечно же – величайшего из всех захватчиков Александра Македонского¹⁹. Вообще, в этих списках, систематизированных по принципу наследуемости генетически передающихся заболеваний, в том числе связанных с деятельностью желез внутренней секреции, нервно-соматическими и психическими заболеваниями, наряду с действительно признанными гениями, можно встретить не только политических авантюристов и «выдающихся» мошенников, но и откровенных злодеев. Известно, что ложные посылки приводят к ложным же выводам. Так вот, в обильном потоке литературы, особенно в литературе последних десятилетий, посвященных проблеме гения и гениальности, исходные посылки либо предельно свернуты до уровня совершенно не раскрывающих природу гения дефиниций, либо основываются на не вызывающих доверия предпосылках, либо вообще отсутствуют. Понятно, что подобное «наукотворчество» не может дать ничего вразумительно достоверного относительно познания природы и сущности человеческого гения.

Еще одна сторона проблемы заключается в том, что многие ставшие классическими труды, посвященные проблеме гениальности (Ч. Ломброзо, М. Нордау, Э. Кречмер, В.П. Эфроимсон и др.)²⁰, отражают лишь внешнюю сторону гениальности, ее телесно-душевную ипостаси, не затрагивая при этом ипостась духа, и, в этой связи, не имеют ничего общего с сущностью, с самое само²¹ гения. Напротив, одна строка-откровение А.С. Пушкина: «Гений и злодейство – это вещи несовместимые», открытие А.А. Блока относительно сущности поэтического творчества (от хаоса – к гармонии)*, откровения о триединстве истины, добра и красоты, вскрытые в трудах В.С. Соловьева (см. § 10), формо-красочные открытия В.В. Кандинского (см. § 69) и другие, во многом пророческие, и исключительно прозорливые откровения духа гениальных людей – вот те основания, которые определяют пути к пониманию сущности человеческого гения.

§ 7

Учитывая духовно-созидательный характер человеческого гения, мы не можем относить к числу гениев правителей и политиков, вся «гениальность» которых сводится к невероятно развитой способности использовать технологии искажения истины, а также промышленников и бизнесменов, главной целью которых является отнюдь не служение великому делу духовного преображения рода человеческого, а получение максимально возможных прибылей для личной выгоды. Также мы не можем относить к числу гениев и «великих» завоевателей Александра Македонского, Наполеона Бонапарта, Адольфа Гитлера и других подобных исторических личностей, поскольку они не созидали, а разрушали то, что создавалось человечеством веками. Нелишним здесь будет вспомнить метаморфозу, произошедшую с князем Андреем в его отношении к Наполеону. Преклонявшийся перед «гением» Бонапарта и признававший его несомненное для себя «величие», получивший смертельное, как ему казалось, ранение, князь Андрей увидел перед собой этого всегда восхищавшего его Наполеона, и он вдруг неожиданно для себя оказался поражен всей той низостью и мелочностью, которые представлял из себя этот якобы великий человек, заставивший трепетать от себя одну половину мира своим «безучастным, ограниченным и счастливым от несчастья других взглядом», а другую половину – преклоняться перед собой. Князь Андрей вдруг ясно увидел и понял всю ничтожность этого сияющего самодовольством Бонапарта:

«Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял… <…> Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих»²².

В этом небольшом фрагменте Л.Н. Толстой дает замечательную по свей глубине характеристику всех этих ничтожнейших и мелочных в своих интересах «великих» завоевателей, абсолютно одинаковых и совершенно похожих друг на друга, независимо от исторического времени их разделяющего. Далее, в другом сюжете, также связанным с князем Андреем, Толстой продолжает эту тему, утверждая, что «не может быть никакого так называемого военного гения»:

«И от чего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который во-время умеет велеть подвезти сухари и итти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. <…> Не только гения и каких-нибудь особых качеств не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых высших, лучших человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него не достанет терпения), и только тогда он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого-нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо, а что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть»²³.

Итак, учитывая духовно-созидательный характер человеческого гения, к числу гениальных людей мы не будем относить ни монархов, ни правителей, ни военачальников, ни захватчиков, ни политических деятелей, ни промышленников, ни удачливых финансистов, то есть тех людей вся деятельность которых проистекает из личных, примитивных по сути интересов и амбиций, но приобретающих порой «вселенские» масштабы. Гениев нужно искать лишь среди таких людей, которые, в результате своего личного труда, имеющего характер свободной творческой деятельности, создают качественно новые, оригинальные и непреходящие (в историческом смысле) творения, направленные на созидание (но не на разрушение) и всей жизнью, деятельностью и личным примером своим обеспечивают духовное становление человека и духовное преображение человеческого рода.

 

IV. МЕТОДОЛОГИЯ

Если «признать Высший синтез в качестве настоящего ведения и абсолютного счастья», тогда получится «новая философия, с новыми задачами и новыми методами».

Алексей Федорович Лосев

§ 8

Американский писатель XIX века Эдгар Аллан По*, раскрыл, на наш взгляд, важнейшее основание из которого следует исходить в исследовании человеческого гения: «По существу, чтобы глубоко оценить творение того, что мы называем гением, нужно самому обладать гениальностью, необходимой для такого свершения». В свою очередь, сходную идею высказал и Н.А. Бердяев: «Творческую тайну бытия… можно познать лишь активно, в атмосфере самого творческого акта. Познать творческую активность лица – значит быть творчески активным лицом. Познать свободу лица – значит быть свободным лицом. Подобное познается подобным. Внутреннее родство субъекта познания и объекта познания – обязательное условие истинного познания. <…> Познавать что-нибудь в мире значит иметь это в себе»²⁴. А еще раньше об этом же говорил Фома Аквинский: «…всякое познание осуществляется благодаря тому, что в познающем есть подобие познаваемого»²⁵. В этой связи, методологический подход к исследованию человеческого гения сам по себе достаточно прост. По многим вопросам, которые будут возникать в ходе настоящего исследования, мы будем обращаться к тем, кто собственно и обладает гением, – к самим гениальным людям, – поскольку в вопросах этих нет, на наш взгляд, лучших знатоков и экспертов, чем сами гении. Такое обращение становится возможным посредством изучения опыта духовной жизни гения, – жизненного пути и творческой деятельности гениальных людей, изучения их наследия, их гениальных идей, их миросозерцания, а также тех идей, которые они высказывали относительно своего понимания природы и сущности гения. Таким образом, настоящим предметом исследования человеческого гения являются сами гениальные люди в их самости и в становлении своего гения, их творчество, их идеи и опыт духовной жизни.. В свою очередь, цель настоящего исследования мы видим в том, чтобы раскрыть всё значение гения в истории становления человеческой духовности, и, определить тем самым истинный смысл человеческого гения в его бытии. Но истина уже есть, она существует, она существовала всегда и наша скромная задача только в том и состоит, чтобы собрать по крупицам, разрозненные знанием элементы этой истины и представить ее в единой и целостной картине. В этой связи в монографии приводятся фрагменты из произведений гениальных людей и выдержки из текстов выдающихся писателей, и эти фрагменты рассматриваются здесь как необходимый для настоящего исследования инструмент познания человеческого гения.

Вместе с тем, исключительная сложность исследования человеческого гения заключается в том, что творческая деятельность гениальных людей простирается в обширных пределах: от конкретных наук или искусств – до решения фундаментальных, предельных вопросов бытия, познания и веры, которые определяют мировоззрение многих последующих поколений. Например, вопросов касающихся нравственного обустройства общества, устройства мироздания, назначения человека и смысла его бытия, взаимного тяготения между Богом и человеком. Глобальные явления и феномены, к которым относится гениальность и ее таинственная феноменология, грандиозны как по своим последствиям, так и многогранны по своему выражению, поэтому исследование человеческого гения, предполагающее односторонний узко специализированный подход с использованием понятийного аппарата только одной какой-либо науки (например, психологии или психопатологии), или, что тоже самое, – определенного философского направления, ограниченного рамками собственной методологии, заранее обречено на неудачу, поскольку в этом случае невозможно будет получить целостной картины изучаемого явления. Это всё равно, как если бы мы, по примеру, приводимому одним из древних философов, односторонне определили бы человека как «двуногое существо без перьев», то тогда каждый ощипанный петух мог бы также называться человеком.

Преодоление недостатков одностороннего, узко специализированного подхода в исследовании проблемы человеческого гения, мы видим в объемном, многомерном исследовании этого сложнейшего явления. Речь здесь идет о подходе, который мы вслед за А.Ф. Лосевым будем называть «высшим синтезом»:

«Мировоззрение, которое охватывает весь мир, всю природу и человека, все явления, совершающиеся в ней и в нем; мировоззрение, которое неудовлетворяется одной какой-либо научной отраслью, но которое подчиняет все одной руководящей идее, которое заставляет все жить гармоничной, лишенной противоречий жизнью. Высший синтез есть синтез науки, религии, искусства и философии [и нравственности]. Высший синтез есть синтез всего, что образует собою духовную жизнь человека»²⁶.

Приведем основные позиции названного подхода в его применении к исследованию человеческого гения.

Философский анализ названной проблемы предполагает использование феноменологического, трансцендентального и диалектического методов в их синтезированной связи. Феноменология «хочет понять действительность», но для этого и в особенности для того, чтобы заниматься «этим пониманием в чистом виде, надо отойти от действительности, отрешиться от нее, дать ее отвлеченную картину»²⁷. При феноменологическом описании сумма всех скоординированных частей предмета есть уже нечто большее, чем просто сумма его частей. С точки зрения эйдетических** (качественно смысловых) отношений, феноменологию интересует «отношение частей между собой и целым». Преимущество феноменологии в том, что благодаря наглядности своих описаний, богатству целостно-картинного представления, она в состоянии вскрыть внутреннюю жизнь категории, когда последняя порождает свои отдельные части. Однако феноменология не может вскрыть порождающие категорию функции. В свою очередь, трансцендентализм предполагает «отношение между целым и инобытием как функцией целого»²⁸. Трансцендентальную философию вовсе не интересует феноменальная картина, ее преимущества перед феноменологией в том, что трансцендентализм умеет объяснить эйдетические связи и способен также проанализировать и выявить «функции смысла в действительности»²⁹. И, наконец, диалектика, которая «есть смысловой генезис именно категорий, понятий, законченных цельностей, имен» и в которой «каждая категория уже несет с собой объяснение своего происхождения, она берется уже с энергией целого, от которого она неотделима»³⁰.

Таким образом, использование всех трех названных методов философии в ходе исследования человеческого гения позволит, во-первых, представить его достаточно наглядную и целостную картину (феноменология); во-вторых, рассмотреть категорию гения с породительно-объяснительной точки зрения (трансцендентализм); и, в-третьих, выявить смысловой генезис этой категории, а также представить ее как законченную цельность (диалектика), что и позволит нам в конечном итоге приблизиться к пониманию природы, сущности и смысла бытия человеческого гения.

Исследование человеческого гения было бы неполным и односторонним, и вряд ли позволило нам выйти на тот уровень понимания этой проблемы к которому мы здесь стремимся, если бы мы попытались игнорировать психологические особенности человеческой гениальности, и, прежде всего, психологию личности и особенности творчества гениального человека. При этом, исследование личности гениального человека должно носить не количественный, а качественный характер, оно должно быть основано преимущественно на идеографическом и феноменологическом подходах. Краткая характеристика этих подходов сводится к следующему. Идеографический подход строится на тщательном анализе единичных фактов, путем формулирования интерпретативных утверждений, приложимых только к данному конкретному случаю или к классу феноменов, которые представлены этим случаем. Идеографические интерпретации основываются на особенностях каждого данного случая, а их обоснованность опирается на глубину описаний, создаваемых конкретными исследователями, в которых последние стремятся зафиксировать различные ракурсы изученных фактов и явлений. «В основе идеографического познания лежит телеологическое понимание психики, личности, поведения», что предполагает не «объяснение», а «понимание» человека, то есть «воссоздание в мышлении исследователя мыслей, чувств и мотивов людей, которых он изучает», а также попытка «трактовать их стремления, намерения, цели»³¹. В свою очередь, в рамках феноменологического подхода психические феномены, которые характеризуют отдельных людей, понимаются как комплексные феномены, которые внутренне связаны с другими феноменами; а многосторонний комплекс психических качеств личности рассматривается как результат взаимопроникновения разных феноменов друг в друга. При этом полагается, что психические феномены могут быть расшифрованы с учетом их множественных и взаимосвязанных проявлениях в разных ситуациях³². Нетрудно видеть, что идеографическое описание личности гения может дополняться и при этом значительно обогащаться посредством феноменологического анализа опыта его духовной жизни.

В свою очередь, исследование творческого акта гения предполагает соотношение как рациональных, так и иррациональных его компонентов, а также использование не только, скажем, «социоцентрического подхода», где «творчество… рассматривается как активность, направленная на создание новых оригинальных продуктов, вещей, ценностей, имеющих объективную, общественную значимость», но и с позиций «субъектоцентрического подхода», ориентированного на рассмотрение «интеллектуальных сил и реализацию высших форм психической активности, талантов, способностей и т.п»³³.

Творчество – это всегда созидание, продукт творчества – это творение. Созидание – это процесс, творение – это созданный в ходе этой деятельности продукт. Следовательно, для познания природы человеческого гения необходимо выделить основные характеристики творческого процесса и показать отличительные особенности продукта творческой деятельности гениальной личности. В этой связи со всей очевидностью возникают следующие вопросы. В чём специфика процесса творческой деятельности гениального человека в отличие от процесса творческой деятельности человека обыкновенного? Или, по другому, – чем творческий акт гения отличается от творческого акта обычного человека? Чем творение гения отличается от продуктов деятельности обыкновенных людей? И вообще, можно ли говорить о каких-либо отличиях творческой деятельности гениальной личности и обыкновенного человека?

§ 9

Для того, чтобы подступиться к вопросу о сущности человеческого гения в его бытии, нам следует вначале с необходимой для этого подробностью остановиться на рассмотрении таких общих метафизических категорий, к которым относятся первые три логические категории сущего, бытия и сущности, где бытие как таковое представляет собою чистую возможность всех вещей. Начнем с категории сущности. Аристотель в своей «Метафизике» насчитывал четыре значения этого термина. В частности, в первом из определений предполагается выделение эссенциональных характеристик вещи, которые сами не есть вещь, но определяют ее сущность, а в последнем из этих определений Аристотель называет сущностью «суть бытия каждой вещи, обозначение которой есть ее определение»³⁴. Для Аристотеля сущность «есть определенное нечто»³⁵, «есть цель возникновения»³⁶, «есть некоторое начало и причина»³⁷, но не всякая причина, а лишь причина как «суть бытия вещи»³⁸, которую ищут, когда речь идет о существовании, «ибо сущность не присуща ничему другому как себе самой и тому, что ее имеет…»³⁹. В свою очередь, сущность как таковая, может существовать как в возможности, так и в действительности, но познается она не иначе как лишь некая «осуществленность», поскольку сущность и есть собственно осуществленность. Таким образом, если исходить из философии Аристотеля, то следует заключить, что сущее в своем бытии познается не иначе как через определение своей сущности.

Г.В.Ф. Гегель дает развернутое «Учение о сущности», посвятив этому вторую книгу своего трехтомного труда «Наука логики». Здесь мы приведем несколько фрагментов, необходимых нам для дальнейшего продвижения в выстраивании методологии исследования человеческого гения в его сущности.

«Истина бытия – это сущность. Бытие непосредственно. Так как знание хочет познать истинное, познать,  что такое бытие в себе и для себя, то оно не ограничивается непосредственным и его определениями, а проникает через него, исходя из предположения, что за этим бытием есть еще что-то иное, нежели само бытие, и что этот задний план составляет истину бытия. Это познание есть опосредствованное знание, ибо оно не находится непосредственно при сущности и в сущности, а начинает с чего-то иного, с бытия, и должно пройти предварительный путь, путь выхождения за пределы бытия или, вернее, вхождение внутрь его. Только тогда, когда знание из непосредственного бытия углубляется внутрь (sich erinnert), оно через это опосредствование находит сущность. – Немецкий язык в глаголе “быть” (sein) сохранил в прошедшем времени (gewesen) [был] сущность (das Wesen), ибо сущность есть прошедшее, но вневременно прошедшее бытие. <…>.

Но этот процесс есть движение самого бытия. В самом бытии обнаружилось, что оно в силу своей природы углубляется внутрь и через это вхождение в себя становится сущностью. Стало быть, если абсолютное было вначале определено как бытие, то теперь оно определено как сущность»⁴⁰.

В этом фрагменте, как мы видим, Гегель устанавливает связь сущности с прошедшим, но прошедшее «не значит абсолютно переставшее быть», оно лишилось возможности быть лишь в своем настоящем, оно продолжает быть, но уже не в качестве бытия, «но именно в качестве сущности»⁴¹. Таким образом, получается, что познание всякого бытия было бы не просто затруднительно, но и невозможно без определения его сущности. Казалось бы, вывод, который может показаться на первый взгляд тривиальным, однако, несмотря на всю его очевидность, он нередко попирается не только в реальной жизни, но и в научной деятельности, чем, в частности, грешит большинство современных исследований одаренности и гениальности.

Далее, Гегель, устанавливая для сущности особое срединное место нахождения «между бытием и понятием», определяет ее движение «как переход из бытия в понятие» и выделяет соответствующие проявления или лучше сказать «выявления» сущности:

«Сущность, во-первых, сначала выступает как видимость (scheint) внутри самой себя, иначе говоря, есть рефлексия; во-вторых, она являет себя (erscheint); в-третьих, она  выявляет себя (offenbart sich). В своем движении она полагает себя в следующих определениях: I) как простую,  в себе сущую сущность в своих определениях внутри себя; II) как переходящую в наличное бытие, иначе говоря, сообразно со своим существованием и явлением; III) как сущность, которая едина со своим явлением, как действительность»⁴².

Продолжая и развивая представление Гегеля о сущности, А.Ф. Лосев, понимает под сущностью «смысл, значение, ответ на вопрос: “Что это такое?”» и дает следующую развернутую диалектическую формулу сущности во всех ее возможных движениях:

1. Сущность в своем бытии есть смысл.

2. Сущность в своем инобытии есть явление.

3. Сущность в своем становлении есть существование.

4. Сущность в своем ставшем есть вещь.

5. Сущность в своем для-себя-бытии есть действительность.

6. Сущность в своей эманации есть выражение»⁴³.

Если теперь принять за основу и исходить из этой шестичленной диалектической формулы, то сущность человеческого гения и смысл его бытия должны быть, во-первых, рассматриваемы в их диалектическом единстве (I). Во-вторых, необходимо также рассмотрение гениальности как явления (II) во всех ее известных эмпирических выражениях, т.е. как эманацию (VI). И, в-третьих, необходимо рассмотрение человеческого гения в его становлении (III). И это последнее мы считаем наиболее важным в исследовании человеческого гения. В этой связи, рассмотрим категорию становления в ее интерпретации, которую дает А.Ф. Лосев:

«Во-первых, становление есть граница границы. И, во-вторых, становление есть синтез (или совпадение) бытия с небытием или, точнее, бытия, уходящего в небытие, с небытием, уходящим в бытие. <…> Бытие, чтобы быть, отличается от небытия и тем предполагает для себя определенную границу; небытие, чтобы быть, отличается от бытия и тем самым также предполагает для себя границу. Возьмем теперь саму границу. Чтобы быть, она тоже должна отличаться от всего иного. Однако ничего иного у нас пока нет. Есть бытие, небытие и их совпадение, образующее границу. От чего же граница должна отличаться и в чем, собственного говоря, она должна полагать свою собственную границу? Этой областью может быть только она сама, т.е. она сама полагает свою границу в самой себе. Но полагать границу в таком виде значит нигде не полагать никакой границы, потому что двигаться по замкнутой границе тела – это значит никогда не находить никакой границы. Вот почему граница границы есть безграничность. И вот почему становление есть прежде всего безграничное достигание границы и всегдашняя невозможность ее определенно достигнуть. <…>

Если бытие уходит в небытие, то это значит, что бытие самим актом своего полагания тут же и снимает себя, или, что то же, бытие самим актом своего снятия тут же и полагает себя. Отсюда получается характерная для становления сплошность и непрерывность. Достигание границы тут не только безгранично, но оно еще и сплошно, непрерывно, абсолютно неразличимо в себе. <…> В становлении не может быть совершенно ничего отличено или названо. Все, что получит хоть какое-нибудь наименование, уже тем самым будет извлечено из этого сплошного потока и уже будет вне его. Все это уже будет иметь какую-то форму и будет ставшим, т.е. результатом становления, а не самим становлением»⁴⁴.

Становление, следовательно, есть процесс непрекращающийся, бесконечный, ставшее же, не имеющее своего продолжения, есть застревание в конечности. В свою очередь, гений не может оставаться в своем ставшем, в своей конечной завершенности, в этом случае он просто перестал бы быть гением. Гений не хочет и не может пребывать в покое, гений всегда в поиске, всегда в пути, всегда находится в непрерывном потоке становления. Даже после смерти гениального человека его творения не остаются в своей конечной завершенности, они продолжают служить потомкам как источник непрекращающегося духовного становления. И в этом, последнем, заложен их основной смысл и значение. Однако, рассматривая проблему человеческого гения в его становлении, мы можем фиксировать не само становление как таковое, а лишь нечто уже существующее (III), – нечто уже ставшее. Другими словами, мы должны обратиться к рассмотрению действительности с точки зрения выявления смысла самой этой действительности, то есть от диалектики обратиться вновь к феноменологии, не исключая, конечно возможности обратного возврата, – от феноменологии к диалектике. Именно такой исследовательский подход и позволит рассматривать человеческий гений в его становлении.

§ 10

Рассмотрим теперь категории сущего, бытия и сущности, с позиций трансцендентализма, который, как мы уже знаем, умеет объяснить эйдетические связи, и позволит нам впоследствии рассмотреть категорию гения с породительно-объяснительной точки зрения. Для этого мы обратимся к текстам нашего выдающегося русского философа В.С. Соловьева. Вначале о том, как Соловьев понимает «абсолютное»:

«Абсолютное первоначало свободно, лишь вечно торжествуя над этой необходимостью, то есть оставаясь единым и неизменным во всех многообразных произведениях его сущности или любви. Свобода и необходимость, таким образом, соотносительны – первая, будучи действительна лишь через осуществление второй. А так как божественная необходимость, равно как и осуществление ее, вечны, то так же вечна и божественная свобода, то есть абсолютное первоначало как такое никогда не подчинено необходимости, вечно над нею торжествует, и это вечное единство свободы и необходимости, себя и другого, и составляет собственный характер абсолютного.

Едино, цельно, неделимо,
Полно созданья своего,
Над ним и в нем невозмутимо
Царит от века божество.
Осуществилося в нем ясно
Чего постичь не мог никто:
Несогласимое согласно,
С грядущим прошлое слито,
Совместно творчество с покоем,
С невозмутимостью любовь,
И возникают вечным строем
Ее созданья вновь и вновь.
Всегда различна от вселенной
И вечно с ней соединенна,
Она для сердца несомненна,
Она для разума ясна»⁴⁵.

В представленном здесь фрагменте для нас важно подчеркнуть, во-первых, «вечное единство свободы и необходимости», каждая из которых действительна лишь через осуществление второй, и, во-вторых, неразрывную связь феноменов творчества и любви, которую В.С. Соловьев, благодаря своему поэтическому гению, блестяще и пророчески представил в приведенных здесь стихах. Следуя далее древней философской традиции, восходящей еще к Аристотелю, который с одной стороны четко разграничивал категории бытия и сущего, а с другой, указывал на вечность вопроса: «что есть сущее в своем бытии?»*, В.С. Соловьев также различает названные категории, рассматривая их в связи с категорией сущности, и выстраивает по этому поводу следующие рассуждения:

«Сущее, сущность или содержание, бытие или модус существования суть три первые логические категории, общие всему существующему. Когда я утверждаю что-нибудь как существующее, например когда я говорю: я есмь, то в этом выражении подразумевается: 1) я как сущий или субъект бытия; 2) известный способ (modus) или образ бытия, ибо я не могу просто быть или быть вообще, я должен иметь известное, определенное бытие, я должен быть так или иначе, тем или другим, иметь ту или другую природу; в данном случае я есмь существо мыслящее, хотящее и т.д., то есть мое бытие (способ бытия) или природа есть мышление, воля и т.д., следовательно, я есмь значит здесь я мыслю, хочу и т.д. Но 3) я не могу просто мыслить, просто хотеть или мыслить, или хотеть вообще: я должен мыслить о чем-нибудь, хотеть чего-нибудь, то есть мое мышление и хотение определяются не только как такие, субъективно, или как способ моего субъективного бытия, но еще и объективно в своем содержании или идеальной сущности. То, что я мыслю и чего хочу, есть объективное содержание или сущность моего бытия и составляет особенный, необходимый и самостоятельный момент моего существования, не сводимый к предыдущему, а, напротив, его определяющий»⁴⁶.

Дальнейшие рассуждения Владимира Сергеевича приводят его к принципиально-важной схеме, которую он выстраивает в виде таблицы, где категории сущего, сущности и бытия представлены в следующих основных определениях:

I . Сущее как такое (Бог):	II . Сущность (содержание или идея):	III . Бытие (способ или модус бытия, природа):
1. Дух 2. Ум 3. Душа	Благо Истина Красота	Воля Представление Чувство

 

Таким образом, первую определенность сущего как такового В.С. Соловьев называет духом (πνεύμα, spiritus); второй – умом (νους, intellectus или mens); третий – душой (ψυχή, anima), и поясняет соотношение этих субъектов (определений) сущего следующим образом:

«Итак, дух, ум, душа. Дух есть сущее как субъект воли и носитель блага, вследствие этого или потому также субъект представления истины и чувства красоты. Ум есть сущее как субъект представления и носитель истины, а вследствие этого также субъект воли, блага и чувства красоты. Душа есть сущее как субъект чувства и носительница красоты, а вследствие этого лишь или постольку подлежащее также воле блага и представлению истины.

Поясню это отношение примером из нашего человеческого опыта. Есть люди, которые, полюбив кого-нибудь сразу, уже на основании этой любви составляют себе общее представление о любимом предмете, а также силой и степенью этой любви определяют и эстетическое достоинство возбуждаемых любимым существом впечатлений. Но бывают и такие, в которых каждое данное существо вызывает сначала известное общее теоретическое представление о себе, и с этим уже представлением сообразуется их воля и чувство относительно этого существа. Бывают, наконец, и такие, на которых действует прежде всего чувственная сторона предмета, и возбужденными в них эстетическими эффектами определяется уже и умственное и нравственное их отношение к предмету. Первые сначала любят или хотят, а затем уже по своей любви или воле представляют и ощущают; вторые сначала представляют, а по представлению уже хотят и чувствуют; третьи первее всего ощущают, а по ощущению уже представляют и хотят. Первые суть люди духовные, вторые – люди ума, третьи – люди душевные или чувственные.

Мы имеем три самостоятельные субъекта или ипостаси – единоначальные, ибо все происходит из одного абсолютного первоначала, единосущные, поскольку все имеют одну общую сущность или первую материю, относительно которой только они и могут быть самостоятельны, получая от нее свои отрицательные определения, наконец, единообразные или единобытные (одноприродные), поскольку те же общие способы или образы бытии, та же самая природа принадлежит им всем. Единство абсолютного первоначала нисколько не нарушается этой тройственностью субъектов, ибо, как мы видели, абсолютное первоначало, проявляясь посредством своего Логоса, остается обладающим положительной силой бытия, не переходит в свое проявление. Понятно также, что при всей своей самостоятельности или особенности три первоначальные субъекта не могут быть равными: поскольку воля по существу своему первее представления и чувства и поскольку благо по существу своему первее истины и красоты, постольку дух необходимо первее ума и души.

Определив тройственность субъектов, мы получаем для трех основных идей блага, истины и красоты некоторое, хотя еще и очень общее, но у же совершенно определенное значение»⁴⁷.

В конечном итоге В.С. Соловьев определяет связь трех общих категорий (сущее, сущность, бытие) и их девяти основных определений между собой и с тремя индивидуальными трансцендентальными началами (абсолютное, Логос, идея) и представляет ее в виде следующей таблицы:

	1.Сущее (Абсолютное)	2.Бытие (Логос)	3.Сущность (Идея)
1) Абсолютное 2) Логос 3) Идея	Дух Ум Душа	Воля Представление Чувство	Благо Истина Красота

 

Если теперь мы примем за основу философию всеединства В.С. Соловьева, то трансцендентальный анализ проблемы человеческого гения, мы сможем провести с использованием девяти определений сущего, сущности и бытия, представленных в этой таблице. Мы полагаем, что названный подход позволит рассмотреть категорию человеческого гения с породительно-объяснительной точки зрения, или, говоря иначе, приблизится к определению сущности человеческого гения и пониманию смысла его бытия. С учетом вышеизложенного, сущность человеческого гения мы будем рассматривать в категориях блага (любви), истины и красоты. В свою очередь, содержательным материалом для нашего исследования послужит опыт духовной жизни гениальных людей всех времен и народов, а также изучение творческого пути этих людей, направленного на поиск вечных истин, тот поиск, которому они посвятили всю свою жизнь, по настоящему разворачивающуюся в творческих актах гениальных людей. Такой экскурс во всемирную историю человеческого гения позволит, как мы полагаем, высмотреть и опознать основные феномены гениальности и через них узреть сущность того, что мы определяем здесь как человеческий гений. Кроме того, это позволит нам глубже понять природу человеческого гения и рассмотреть человеческий гений в его непрерывном, непрекращающемся, бесконечном по сути своей становлении.

§ 11

Таким образом, здесь намечены уже основные подходы и направления в исследовании человеческого гения. Кроме того, понятно, что настоящим предметом нашего исследования является, прежде всего, изучение опыта духовной жизни гениальных людей, которую следует рассматривать в контексте становлении их гения. Это все понятно, но при этом следует сделать некоторые важные дополнения.

С точки зрения Н.А. Бердяева, духовная жизнь человека вообще и гениального человека тем в большей степени не может быть вполне раскрыта в результате психологического исследования «душевных процессов». Причем, если это было верным в отношении психологии первой половины XX века, то остается не менее, а может быть даже еще более верным и для психологии начала XXI века. И это объясняется самим предметом психологии как науки «о душе». Исследование же «душевной» и «духовной» жизни человека предполагает использование различных методологических подходов и различных методических приемов с последующим содержательным синтезом результатов соответствующих исследований. Так, например, духовная жизнь человека не может быть исследована и понята на основании количественных методов, используемых в классической экспериментальной психологии. Бессильным при этом оказывается и психоанализ не только не раскрывающий целостности и универсальности духовного бытия человека, но напротив, скрывающий духовный, божественный («по образу и подобию») лик человека за высоким забором неосознанных мотивов и нагромождением бесчисленных архетипов. Не в лучшем положении по отношению к исследованию духовной жизни человека находятся как когнитивное, так и гуманистическое направления современной психологии. Но дело даже не в различии методологических подходов разных психологических школ и направлений. Вся проблема в целях, которые ставит перед собой психологическая наука. Дело в том, что сегодня психологию больше интересуют вопросы манипулирования человеческим сознанием и управления поведением человека, чем познание тайн его духовной жизни.

«Психология есть наука о природе, естественная наука, а не наука о духе. Духовная жизнь, как особенное качество жизни душевной, обычно ускользает от психологической науки. Большая часть психологических процессов должна быть отнесена к явлениям природного мира, – эти процессы связаны с телом и материальным миром, происходят во времени, так или иначе относятся к пространству, они протекают в замкнутости, раздельности и внешней связанности. Психология исследует абстрактно духовную жизнь и имеет дело с абстрактной, а не конкретной действительностью»⁴⁸.

Также не могут помочь в исследовании духовной жизни человека ни спекулятивная философия, ни дедукция отвлеченной мысли, ни спиритуалистическая метафизика. Напротив этому, философия истории, в которой выражаются духовная соборность и духовная память человечества, поставленная в центре философии духа может раскрывать духовную жизнь человека. Духовная жизнь, – говорит Н.А. Бердяев, – только и «раскрывается в познании конкретной духовной культуры, а не абстрактных элементов души»⁴⁹. Здесь собственно и намечаются те пути, которые могут стать адекватной основой для исследования человеческого гения не как предмета частных наук о человеке, а в его целостном синтетическом выражении и значении, – путем изучения истории его духовного становления, – посредством изучения опыта духовной жизни гениальных людей.

Вместе с тем, жизнь – это понятие очень широкое, и на сегодняшний день в сущности своей, увы, неопределенное. Благодаря же все большей дифференциации и предельной специализации наук, которые скорее скрывают сущность жизни, чем раскрывают ее, понятие жизни становится все менее определенным и все более размытым. То же самое можно сказать относительно понятия духовная жизнь. Поэтому перед нами возникает вполне правомерный вопрос, – каким образом определяется та ступень, или тот уровень человеческой жизни, на котором ее следует считать духовной?

Таблица 1

Б О Г     (Ens per se)	Т В О Р Е Н И Е	Ж И З Н Ь
		Principium	Ideatum	Idea	Смысл бытия
		1	2	3	4
		Дух	Духовное	Любовь Истина Красота	Творчество
		Душа	Душевное	Воля Со–знание Разум	Свобода
		Плоть	Тварное	Энергия Форма Движение	Существование

 

Жизнь понимается нами как Божественное творение, где духовной жизни отведено соответствующее место, что мы и представили в виде своеобразной трансцендентальной модели (табл. 1), содержащей в себе основные категории, требующие особого и тщательного рассмотрения и исследования. Бог, как абсолютно сущее (Ens per se), сотворил жизнь в трех ее началах (principium): дух, душа, плоть. Содержание (ideatum) жизни разворачивается в трех модусах бытия: духовное, душевное, тварное. Причем, сущность тварного бытия определяется в идеях (idea) движения, формы, энергии, сущность душевного бытия, – в идеях разума, со-знания, воли, а сущность духовного бытия, – в идеях красоты, истины и любви. В свою очередь, смысл человеческого бытия представлен здесь тремя ступенями, низшей из которых является существование, тварное по своей организации, средней – свобода, душевная в своей основе, а высшей – творчество, духовное в своей сущности.

Вся драма человеческой жизни, равно как и благо ее, разворачивается на душевном уровне бытия. Если душа в своем свободном бытии отвергает абсолютно сущее, ее породившее, то происходит рассогласование между духом и плотью: преобладание мотивов тварного существования угнетает дух, а преобладание духовных ценностей ущемляет плоть. Если же душа в своем свободном бытии обращается и устремляется к Богу, то есть стремится к причине и началу ее породившей, то Божественная энергия абсолютно сущего дает душе силы, необходимые для скрепления всех трех смыслов человеческого бытия в целокупность духа в его творчестве, души в ее свободе, плоти в ее существовании в их неразрывном и непротиворечивом единстве. И тогда драма человеческой жизни преодолевается, – жизнь в своем бытии начинает разворачиваться как благо, а жизнь человеческая приобретает истинный смысл своего бытия – единение души человеческой с Богом.

§ 12

Любое исследование, которое в той или иной мере связано с изучением жизни и творчества гениальных людей, требует применения биографического метода в большем или меньшем его объеме. Сущность этого метода заключается в восстановлении творческого облика гениального человека и получения содержательной и психологической картины его жизни и творчества на основе изучения биографических данных, воспоминаний о нем современников и данных ими характеристик, а также продуктов его творческой деятельности с целью представить названную личность в виде завершенного и цельного портрета. Методически эта задача может быть реализована на следующих четырех уровнях: 1) изучение личности по имеющимся документам ее биографии; 2) изучение личности на основе анализа продуктов ее творческой деятельности; 3) психологическое изучение истории личности с использованием субъективного и объективного анамнеза; 4) изучение уже не конкретной личности, а ее типа путем анализа и обобщения ряда биографий людей, подобранных по определенному признаку. Здесь следует подчеркнуть, что в практике реального исследования названные методические подходы часто пересекаются, что и позволяет, в конечном итоге, получить более полную, подробную и, что немаловажно, красочную и живую картину (портрет) исследуемой личности. В качестве материалов для такого исследования используются автобиографии, биографии, дневники, письма (не только автора, но и третьих лиц), самопризнания, мемуары, воспоминания и характеристики данные современниками, и, наконец, продукты творческой деятельности (философские, художественные, литературные, научные и др. произведения) самого исследуемого лица.

Один из основателей биографического метода в литературно-художественной критике Шарль Огюст Сент-Бёв считал (1828), что увлекательные для чтения и полезные в научном отношении биографии великих людей – это «обширная, полно и подробно рассказанная история человека и его произведений, имеющая целью войти в автора, вжиться в него, воспроизвести его со всех сторон; заставить его жить, двигаться и говорить, как он должен был это делать; проникнуть, насколько можно глубже, в его внутреннюю жизнь и домашнюю обстановку; прикрепить его снова к земле, к реальному существованию, к обыденным привычкам, от которых великие люди зависят не менее, чем простые смертные»⁵⁰. И надо сказать, что самому Сент–Бёву удавалось составление таких биографий. В частности, по отзывам Брютеньера, он намного превосходил других авторов в умении создавать действительно живые образы тех, о ком он писал. В своих биографиях он ярко живописал не только внешний вид, физическое состояние и темперамент своего героя, но и вполне раскрывал его миросозерцание и мироощущение: его отношение к религии, к любви, смерти, искусству, наслаждениям, не забывая при этом упомянуть о таких, казалось бы, незначительных мелочах как отношение его героя к столу, играм, путешествиям и пр. Сам Сент–Бёв объясняет свой исследовательский метод следующим образом (1831):

«По две недели сидишь, бывало, взаперти за чтением какого-нибудь знаменитого покойника – поэта или философа, изучаешь его, вскрываешь, допытываешь на досуге, заставляя встать перед собой, как живого. Черта за чертой прибавляется и обрисовывается на лице, которое хочешь воспроизвести, – и вот, к смутному, абстрактному и общему образу, схваченному с первого взгляда, присоединяется и воплощается, мало помалу, индивидуальная, конкретная действительность, принимающая все более и более определенные формы. Чувствуешь, как рождается сходство, видишь, как оно нарастает, – и в тот день, в тот момент, когда схватишь знакомую гримасу в лице, выдающую улыбку, неуловимую складку, тайную и скорбную морщину, тщетно пытающуюся скрыться под уже редеющими волосами, – в этот момент анализ исчез в твоем творении: портрет говорит и живет, – мы нашли человека»⁵¹.

Эти слова говорят сами за себя – в своих «литературно-критических портретах» Сент-Бёв настойчиво искал и действительно находил дышащую, страдающую, восхищающуюся, думающую, творящую личность, – живую личность выдающегося художника – «в ее воспитании, занятиях, жизни, происхождении».

Совсем иной изначальной теоретической посылки придерживался Ипполит Тэн, которого называют «фигурой первой величины в интеллектуальной жизни Европы» XIX столетия. Опираясь на философию позитивизма в лице Огюста Конта и Джона Стюарта Милля, Тэн стремился найти и выстроить предельно объективный метод анализа явлений духовной культуры, и определить четкие и достоверные научные основания для оценки деятельности писателей, художников, исторических личностей. Такой метод, который бы позволил, по его собственным словам, изучать произведения искусства так же, как изучаются растения в прикладной ботанике. И он создает так называемую теорию «трех сил», согласно которой происхождение и характер художественных явлений полностью объясняется расой, средой, историческим моментом. Творческий метод Тэна окончательно оформляется в научную теорию, когда он наряду с «тремя силами» (объяснение происхождения и причин) включает в тело теории составляющую «господствующей способности» (классификация, оценка явлений), что позволило Тэну соединить произведение искусства с отвлеченными идеями через личность творца⁵².

Не обсуждая здесь всю ограниченность теоретического подхода Ипполита Тэна, мы, вместе с тем, отметим, что сам Тэн был выдающимся писателем, и если его позитивистская теория искусства, которой он пытался придать характер универсального закона, стала в основном достоянием истории науки, то его литературные труды по своему богатству содержания и безупречные в смысле литературного стиля, во многом опережают его теории, и сейчас, спустя более сотни лет после их написания, читаются с не меньшим интересом и служат ценным источником для философских и научных исследований. «На свете существует только одно дело, достойное человека: раскрытие какой-нибудь истины, которой отдаешься и в которую веришь», – утверждал И. Тэн, и своими трудах в полной мере подтвердил этот свой тезис. Достаточно, например, обратиться к его этюду об Оноре де Бальзаке, где с невероятной для позитивиста красочностью раскрыт образ великого писателя и человека. Приведем здесь два микроскопических фрагмента из этого произведения, которые непосредственно касаются рассматриваемой в этой главе темы. Тэн начинает этюд о Бальзаке такими словами: «Литературные произведения – плод не одного только ума. Весь человек участвует в их создании; его характер, его воспитание и жизнь, его прошлое и настоящее, его страсти и способности, добродетели и пороки, все стороны его души и деятельности кладут свой отпечаток на все, о чем он думает и что он пишет», а завершает он этот очерк так: «…вместе с Шекспиром и Сен-Симоном, Бальзак представляет собою величайшее собрание документов о человеческой природе»⁵³. Таким образом, изучение литературных произведений выдающихся людей, может служить замечательным и незаменимым материалом не только для содержательного изучения самих этих произведений в специализированных научных контекстах, но также в целях: 1) выявления творческих особенностей авторов этих произведений; 2) изображения психологического портрета изучаемой личности, и 3) понимания природы человека вообще.

В качестве примера использования биографических материалов для изучения личности гениальных людей приведем здесь план такого исследования, предложенный доктором медицины Л. Левенфельдом:

«1. Происхождение и семейные отношения. 2. Духовное развитие в детском возрасте; влияние воспитания и окружающих условий; первые проявления художественных задатков. 3. Интеллектуальная сфера в зрелом возрасте: степень общего образования, знание языков и наук, выдающаяся деятельность в других областях. 4. Эмоциональная область. Развитие чувствований, особенно альтруистических (моральных); возбудимость чувств; преобладающие настроения; аффекты. 5. Волевая область: степень активности и стремление к творчеству; настойчивость при выполнении планов и в борьбе с препятствиями. 6. Характер; особенно выдающиеся склонности. 7. Религиозные воззрения. 8. Половая жизнь. Потомство. 9. Всякие патологические явления в психической области; телесные болезни. 10. Физическая личность; физическая сила; состояние в глубокой старости»⁵⁴.

Нетрудно видеть, что в основу плана положены содержательный и отчасти хронологический принципы. Основные усилия здесь направлены на изучение личности самого художника и в меньшей степени – на познание особенностей его творчества, что и определялось собственно конкретными задачами исследования Левенфельда. Не будем здесь обсуждать достоинства или недостатки этого плана, а лишь отметим, что он с немецкой методичностью и достаточной для своего времени содержательностью был реализован автором в изучении духовной жизни и деятельности двенадцати гениальных художников XV–XIX веков от Леонардо да Винчи до Бёклина.

Всестороннее изучение условий жизни и деятельности художника или мыслителя на основе биографических и автобиографических материалов, позволяет исследователю вырисовывать картину органического роста творящего субъекта в его своеобразной душевной индивидуальности во всем многообразии его духовного опыта. В свою очередь, факты, полученные на основе самонаблюдения и самоанализа творящего субъекта, дают материал для объективного изучения внутреннего мира и творящей природы художника как целостного субъекта творческого акта. При этом достаточно хорош будет лишь такой подход и лишь тот метод, где предметом исследования будет выступать сама индивидуальность гениального человека, которая одна только и может быть источником творчества. В этом собственно и заключается основное преимущество биографического метода, поскольку задачи метода имеют в виду именно понимание самого художника как целостного человека. Границы же метода определяются составом и достоверностью того биографического материала, который доступен исследователю. В свою очередь, качество конечного продукта биографического исследования будет напрямую связано с талантом самого исследователя, который определяется не только и не столько аналитическими способностями последнего, сколько тем творческим даром, которым в полной мере обладали и Шарль Огюст Сент-Бёв, и Ипполит Тэн и другие выдающиеся исследователи, – тем даром, который роднит самого исследователя с тем гениальным человеком, личность, мировоззрение и творчество которого он изучает.

§ 13

Как уже говорилось (см. § 8), феноменологический метод имеет то преимущество, что благодаря наглядности своих описаний, богатству целостно-картинного представления, феноменология в состоянии вскрыть внутреннюю жизнь категории, когда последняя порождает свои отдельные части. Для того, чтобы двигаться дальше и в полной мере использовать все преимущества названного метода в исследовании природы и сущности человеческого гения, в этой главе будет рассмотрено само существо феноменологии. Для этого мы обратимся к текстам А.Ф. Лосева, в которых блистательно раскрыта сущность описательно-феноменологического метода.

«Феноменология хочет понять действительность. Разумеется, действительность не есть только понятая действительность. Поэтому феноменология, как и всякое здравомысленное философствование, не хочет быть настолько “конкретной”, чтобы заменить саму действительность. Как бы “конкретна” ни была философия, она всегда есть “некое” разумное построение, т.е. всегда есть нечто в той или иной мере отрешенное. Феноменология в особенности хочет быть отрешенной потому, что она хочет понять действительность. Как это ни странно и ни парадоксально, но, чтобы понять действительность и в особенности заниматься этим пониманием в чистом виде, надо отойти от действительности, отрешиться от нее, дать ее отвлеченную картину»⁵⁵.

Итак, для того, чтобы феноменология могла понять действительность, она должна при описании самой этой действительности отойти от действительности и тем самым попытаться создать отвлеченную, но не лишенную смысла, картину самой этой действительности. Но для чего? Для того, чтобы понять самую действительность на основе создания некоего разумного построения. Или, говоря иначе, создать некий феноменологический эйдос как «идеальное множество-единство, которое, составляясь из отдельных частей, превосходит простую сумму этих частей некоей несводимой ни на что отдельное цельностью»⁵⁶. Или, совсем кратко – выделить некий чистый смысл, чистую идею того, что и было скрыто до поры в самой действительности. На наш взгляд, феноменологическое описание действительности только тогда имеет смысл, когда продуктом его станет новая еще неизвестная идея.

«Итак, я беру три линии, и, несмотря на то что ни одна из них не есть треугольник, все вместе они составляют нечто новое, а именно треугольник. Треугольность и содержится в отдельных линиях, и не содержится в них. <…> Возьмите любое феноменологическое описание. Вам описывают данный предмет, координируя все его отдельные части в такую сумму, которая уже больше, чем просто сумма, а есть нечто самостоятельное и уже независимое от частей. Это и есть феноменология – показать, как отдельные части, несоизмеримые с целым и алогичные в отношении его, порождают это целое, а целое порождает их»⁵⁷.

Рожденный феноменологией эйдос есть уже некая новая категория, в которой две или три части, или еще большее число частей, составившие в сумме нечто целое, обнаружили и переход к этой новой категории, которая и есть целое. Таким образом, феноменологическое описание позволяет скоординировать сумму всех частей исследуемого предмета и тем самым представить его уже как нечто большее, чем просто как сумму его частей. Новорожденный эйдос, есть новое смысловое значение, есть собственно тот смысл, которого мы раньше не знали, не видели, не осознавали, но который нам удалось выявить чисто феноменологическим путем.

Необходимо некое знание, пишет А.Ф. Лосев в «Философии имени», которое предшествует всякой теории и науке, но которое само по себе еще не есть ни наука, ни теория, но оно это знание просто необходимо, хотя бы для первоначального разграничения «как предметов вообще, так и сфер отдельных возможных знаний».

«Необходима эта первая встреча мыслящего сознания с мыслимым предметом, которая психологически должна выразиться в искательстве — иногда весьма затруднительном – подлинного смысла вещи, затуманенного и затерянного среди частностей ее проявления в разных местах и временах, искательстве при наличии разных выводов, случайных и неслучайных. <…> Это первоначальное знание вещи как определенной осмысленности есть то, что надо назвать феноменологией»⁵⁸. Которая «…есть до-теоретическое описание и формулирование всех возможных, видов и степеней смысла, заключенных в слове (в предмете, в явлении, в событии – С.Ч.), на основе их адекватного узрения, т. е. узрения их в их эйдосе»⁵⁹.

Итак, феноменология – это не есть простая констатация фактов, которая сама по себе, без привязки к какой-либо их смысловой взаимосвязи, как мы уже знаем, ничего не дает, и дать просто не может. Простой пример. Дед Мороз приходит на елку к группе детей. Он засовывает руку в свой мешок и случайно, наугад, вытягивает какую-либо игрушку и также случайно вручает эту игрушку стоящему рядом с ним ребенку. Статисту, исполняющему роль Деда Мороза, вместо зайца могла попасться мышка, лисица или какая-либо другая из сотни находящихся в мешке игрушек, а вместо Пети на его месте могла оказаться Маша или кто-либо другой из десятка присутствующих здесь детей. Узреть что-либо феноменологически значимое в этой полнейшей стохастической последовательности событий, выявить в ней какой-либо смысл, даже на основе подробнейшей феноменологии, вряд ли представляется возможным. А вот то, что владельцем игрушечного зайца стал именно Петя, – вот это уже и может стать предметом феноменологии, причем глубочайшей феноменологии. Здесь могут возникнуть сотни вопросов. А доволен ли Петя своим зайцем? А что Петя сделает со своим зайцем через минуту? – Может он его подарит Маше, повесит его на елку среди других игрушек, или оторвет ему голову? А может он так полюбит своего зайца, что не будет с ним расставаться очень продолжительное время? И т.д. и т.п.

Итак, феноменология – это не схема, не структура, не концепт. Феноменология, – это картина, имеющая уже свою собственную жизнь, несводимую к отдельным жизням, составляющих феноменологию частей. Это целостная картина, целостность которой не сводится к сумме составляющих ее частей, но при этом берущая свою смысловую жизнь из этих ее исходных частей. Теперь нам вполне понятно, что может дать и, в конечном итоге, дает феноменологический метод. Но пока еще не совсем понятен сам методический механизм его реализации. Следующий фрагмент как раз и отвечает на этот последний вопрос:

«Феноменология есть зрение и узрение смысла, как он существует сам по себе, и потому она всецело есть смысловая картина предмета, отказываясь от приведения этого предмета в систему на основании каких-нибудь принципов, лежащих вне этого предмета. …сознательно феноменология ставит только одну задачу – дать смысловую картину самого предмета, описывая его таким методом, как этого требует сам предмет. Феноменология – там, где предмет осмысливается независимо от своих частичных проявлений, где смысл предмета – самотождествен во всех своих проявлениях. Это и есть единственный метод феноменологии – отбросивши частичные проявления одного и того же, осознать и зафиксировать то именно, что во всех своих проявлениях одно и то же. Феноменология есть эйдетическое видение предмета в его эйдосе»⁶⁰.

Итак, феноменология, не являясь сама по себе ни наукой, ни теорией, но, постулируя при этом «необходимость до-теоретического адекватного узрения»⁶¹, без которого вообще невозможно вообще рассуждать о вещи, поскольку для того, «чтобы вообще рассуждать о вещи, надо знать, что такое она есть», феноменология, вместе с тем, является тем началом, той основой, тем принципом без которой не могли бы состояться никакая философия, никакая наука, никакая теория. Даже самая совершенная диалектика оказывается пустой и бессильной без адекватного знания о предмете, без узрения его до-теоретической смысловой определенности – без «эйдетического видения предмета в его эйдосе».

В свою очередь, Эдмунд Гуссерль видит начало феноменологического исследования в следующем: «любое дающее из самого первоисточника созерцание есть правовой источник познания, и все, что предлагается нам в “интуиции” из самого первоисточника…, нужно принимать таким, каким оно себя дает, но и только в тех рамках, в каких оно себя дает»⁶². Таким образом, феноменологию мы будем понимать как высматривание и толкование истинно сущего в его бытии, – «узрение сущности» по Лосеву, или, говоря словами Гуссерля «очевидное схватывание сущности»⁶³. А единицей такого анализа в нашем исследовании будут служить высмотренные и определенные нами феномены человеческого гения.

§ 14

Обратимся теперь к диалектическому методу как к исследованию категорий. «В диалектике, – говорит А.Ф. Лосев, – где мы находим как раз взаимопорождение категорий, там каждая категория уже несет с собой объяснение своего происхождения, она берется уже с энергией целого, от которого она неотделима»⁶⁴. Но что значит провести категориальный анализ? По Лосеву, это значит, что «надо одну категорию объяснить другой категорией так, чтобы видно было, как одна категория порождает другую и все вместе – друг друга, не натуралистически, конечно, порождают, но – эйдетически, категориально, оставаясь в сфере смысла же»⁶⁵. Диалектическое исследование человеческого гения предполагает проведение категориального анализа на следующих трех уровнях, с использованием, во-первых, категории рода, во-вторых, категории личности, и, в-третьих, категории самости. В свою очередь, категория рода, относительно исследования нашей проблемы, разветвляется в двух понятиях – гениальность и гений. Здесь под гениальностью мы разумеем сущность человеческого рода в целом, а гений выступает как реальный, конкретный представитель названного рода – как гениальный человек. Гений, есть завершенность рода, назначение, которого род достиг в своем гении, передав ему всю духовную силу рода, воплотив в его самости дух рода. Таким образом, дух рода находит в духе гения свою духовную завершенность, которая есть «интеллигенция, т.е. чистый ум и абсолютное самосознание»⁶⁶.

Второе понимание категории рода относится к этносу, и в этом, втором случае мы выделяем и познаем Эллинский гений, Русский гений, Немецкий гений и другие этнические его проявления. Третье понимание категории рода, основывается на кровном родстве, ведущем свое происхождение по одной линии (материнской или отцовской), где представители рода осознают себя потомками общего предка и носят общее родовое имя. В современном обществе, во всех почти культурах родовая принадлежность обозначается фамилией, и, говоря, к примеру, Гоголь, Толстой, Ньютон и т.д., мы понимаем, о ком конкретно из гениальных людей в данном случае идет речь. 

Таким же точно образом мы поступим и при исследовании категории личности, разветвляя ее, применительно опять же к исследуемой нами проблеме, в следующих двух понятиях – творческий дар гения и назначение (см. § 2). В свою очередь, творческий дар, становящийся теперь не просто понятием, а уже категорией, разветвляется натрое, – а именно – на художественный дар, дар мыслителя и дар творца. И, теперь на категориальном уровне рассмотрения личности гения, мы определяем гениального человека как художника, как мыслителя и как творца. Или, по-другому, лик гения определяется понятиями: гений как мыслитель, гений как художник, гений как творец (подробно об этом будет сказано в XII главе). И в этом случае мы говорим уже не просто – Гоголь, не просто – Толстой, не просто – Ньютон, но называем этих людей их полными именами: Николай Васильевич Гоголь, Лев Николаевич Толстой, Исаак Ньютон. Здесь важно подчеркнуть, что на Руси, обращение к человеку по Имени Отчеству всегда считалось знаком, а лучше сказать символом, особого, уважительного отношения к человеку и часто подтверждало его особый статус. Вспомним, что крепостных людей считали просто душами, а называли унизительно уменьшительными именами Федька, Филька, Манька, Марфушка и пр., и тем самым как бы лишали этих людей личностной индивидуальности. По имени отчеству величали, а по именам просто призывали («обрати на меня внимание», «подойди ко мне») примерно так же как призывают собак. 

Современные молодые люди, склонные придумывать себе всевозможные клички, так же как в уголовном мире, или называть других унизительно уменьшительными именами тем самым лишают себя и других возможности называться (величаться), а, следовательно, и являться (быть), не только творческой индивидуальностью, но даже и личностью. Сюда же, вне всякого сомнения, относится и с каждым годом увеличивающееся употребление бранных слов, которые очень быстро вытесняют собой слова нормального русского языка, и доходит до того, что такие люди используют в беседе между собой лишь бранные слова, и из нормальных слов оставляют лишь предлоги. На том уровне личинного развития, на котором находятся эти люди, им вполне достаточно использование названного лексикона, так же для Эллочки Людоедочки⁶⁷ было достаточно применения нескольких десятков слов. Примитивизация языка есть отход от принципа первосущности слова, и ведет к предельно примитивному, инфузорному существованию, в котором личность преобразуется в личину, лицо – в рожу, а человек – в хама. Язык вообще – есть основа культуры, национальный язык – это основа культуры рода как этноса – культуры целого народа. Без богатого, содержательного, чистого языка невозможно существование и развитие культуры – ее становление прекращается, культура перестает быть, а с ней и народ утрачивает свое бытие. Уничтожение национального языка через его примитивизацию, искажение, загрязнение равносильно распятию рода, уничтожению целого народа. 

Теперь рассмотрим высшую в нашей диалектике человеческого гения категорию самости, которая разветвляется на два понятия дух и духовность. Здесь под духовностью мы понимаем высший уровень развития сознания человека, когда на основе соприкосновения человеческого и божественного преодолевается пространственно-временная ограниченность человеческого восприятия, расширяются границы человеческого разума и совершенствуется духовно-нравственно составляющая человека. Полную диалектическую завершенность гений находит в категории духа, а его, гения, полная конкретизация достигается в имени гения, определяющего его самость, и тогда мы уже вправе говорить – гений Ньютона, гений Гоголя, гений Толстого, обозначая тем самым вполне выраженное величие духа этих гениальных людей. Это и есть то, что мы называем именем гения, представляющим, величающим гениального человека в его самости, как полной диалектической завершенности. А указанная здесь завершенность и есть собственно то, что мы называем назначением (или предназначением) человека. Таким образом, предельно конкретное исследование человеческого гения – есть суть конкретное познание гения Ньютона в его становлении, конкретное познание гения Гоголя в его становлении, конкретное познание гения Толстого в его становлении и всех других гениальных людей в становлении их гения. И когда мы говорим, например, – «гений Толстого», мы подразумеваем тем самым, что за этим стоит дух (самость) Льва Николаевича (как творческой индивидуальности), как гениального человека из рода Толстых, имеющего свою собственную историю, в котором было много талантливых людей, но завершенность духа этого рода нашла себя в назначении Льва Николаевича проявиться, выразиться, реализоваться в духе гения Толстого.

Если теперь вернуться к тому рабочему определению человеческого гения (см. § 2), которое, как мы говорили, синтезирует в себе такие понятия как гений и гениальность, творческий дар и назначение, дух и духовность, то в результате категориального анализа это определение становится более ясным, понятным и вполне определенным. И, наконец, завершая предпринятый здесь анализ категорий рода, личности и самости, скажем следующее. В исследовании проблемы человеческого гения род будет интересовать нас как хранитель своеобразной родовой памяти, как носитель задатков, способностей, талантов, благодаря наличию которых только и возможно рождение будущих гениев; личность же мы будем рассматривать как творческую индивидуальность, наиболее полно реализуемую через назначение свое; а самость гения будем понимать как конечную, предельно завершенную, диалектически чистую носительницу смысла бытия гения в котором собственно род человеческий и находит свою полную конкретную завершенность, т.е. свой высший, божественный по сути своей, смысл бытия.

§ 15

Итак, настоящее исследование человеческого гения имеет фундаментальный характер. Оно выстраивается на методологии, предполагающей не узкоспециализированный подход, а междисциплинарный синтез, понимаемый как интеграция религии, философии, искусства, науки и нравственности. Причем, синтез мы понимаем здесь не как сшивание целого из разных и плохо сочетаемых между собой кусков, ведь сшитые вместе заплаты никогда не станут цельным куском добротной материи. Представьте себе, например, плащ, полностью сшитый из различных разноцветных, разноразмерных, разнокачественных и т.д. обрывков материи, вряд ли это рубище будет красиво, вряд ли оно будет удобно, и вряд ли практично, не говоря уже о том, что оно будет непрочным. Мы говорим здесь о высшем синтезе, при котором мы будем не подгонятельно сшивать религию, философию, искусство, науку и нравственность, но синтезировать их в единую целостную проблемную систему познания, где системообразующим фактором будет выступать религиозная философия, сущность которой мы вслед за Львом Исааковичем Шестовым будем понимать следующим образом:

«Религиозная философия не есть разыскание предвечно существующего, неизменного строя и порядка бытия, не есть оглядка (Besinnung), не есть тоже постижение различия между добром и злом, обманно сулящее успокоение измученному человечеству. Религиозная философия есть рождающееся в безмерных напряжениях, через отврат от знания, через веру, преодоление ложного страха пред ничем неограниченной волей Творца, страха, внушенному искусителем нашему праотцу и переданного нам всем. Иначе говоря, она есть великая и последняя борьба за первозданную свободу и скрытое в свободе “добро зело”, расцепившееся после падения на наше немощное добро и наше всеуничтожающее зло. Наш разум, повторяю, опорочил в наших глазах веру: он распознал в ней незаконное притязание человека подчинить своим желаниям истину и отнял у нас драгоценнейший дар неба, державное право участвовать в творческом fiat (да будет), втолковав и расплющив наше мышление в плоскости окаменевшего est (есть)»⁶⁸.

В связи с вышесказанным, в основу настоящего исследования положены следующие три принципа: 1) принцип предназначения, в соответствии с которым человеческий гений рассматривается не только как творческий дар, но и как назначение, определенной человеку Самим Творцом и от которого гениальный человек просто не может отказаться или отвергать свое назначение; 2) принцип воли, предполагающий свободу в той же мере, как и необходимость; 3) принцип любви, предполагающий творческое созидание всего того, что мы и называем собственно человечностью. И, наконец, последнее из того, о чем следует сказать в этой главе. Исходя из выстроенной нами методологии, настоящее исследование человеческого гения направлено не на изучение частных вопросов одаренности и выдающихся достижений, а предполагает исследование вечных вопросов человеческого бытия (что есть истина? что есть любовь? что есть красота?), его божественной сущности (что есть человек в отношении к Богу?), смысла человеческой жизни («а что там дальше?»), а также истории духовного становления человеческого рода в его духовном творчестве.

V. ГИПОТЕЗЫ

Но гениальный всплеск похож на бред,

В рожденье смерть проглядывает косо.

А мы все ставим каверзный ответ.

И не находим нужного вопроса.

Владимир Семенович Высоцкий

§ 16

Главное творение любого гения – это он сам: «Я есмъ», самость гения, а его творение – это часть его души – это своеобразным образом запечатленный, снятый, встроенный в сам продукт творения дух гения, дух творца, дух созидателя. Это происходит, по-видимому, подобно тому, как в нашем сознании запечатлевается мысль, идея, которая и начинает с этого момента жить своей собственной жизнью, подчиняя себе и самою жизнь в ее целокупности. Бытие идеи в нашем сознании во многом определяет и сам смысл нашего бытия. Гениальная идея полностью подчиняет и направляет жизнь гениальной личности, и само Провидение определяет бытие гения.

§ 17

В отличие от таланта, который останавливается на достигнутом результате, удовлетворяющем потребности современного ему большинства, гений в своей деятельности стремиться к совершенству, хотя и подозревает недостижимость этого.

§ 18

Гений – есть становящееся, существующее в своем становлении, и, соответственно, познается гений лишь через само свое становление. Поэтому исследование человеческого гения не может исходить из рационалистических принципов причинности и вероятности. Гений совершает невероятное, несвойственное обычному человеку. Он воскрешает в памяти то, что до поры было скрыто в его древней родовой памяти, соединяя это с актуальным настоящим (уровень современных знаний) и устремляется в будущее, – к тому, чего еще не было, но уже есть в его мысли, в его сознании.

§ 19

Гениальность может быть определена как принцип человеческого рода, как сущностностный признак, вполне отличающий человека от всех других живых существ. Потенциально гениальны все люди, но если деятельность совпадает с назначеньем, – гениальность становится проявленной и человек реализуется как гений. Но человек, как существо свободного выбора, который, проявляя либо «волю к бездарности» либо «волю к гениальности» приходит либо к обыкновенности – к обыденности, духовной деградации и упадку, либо к гениальности, духовному росту и преображению.

§ 20

Познавательная деятельность гения направлена к познанию законов гармонии в их противопоставлении энтропийному и безначальному хаосу. Гений как бы дефилирует, блуждает между энтропией «хаоса» и гармонией «космоса». Благодаря этому он оказывается в состоянии построить в своём уме некую систему различения (и сличения) этих двух противоположных по содержанию, но родственных по природе оснований (принципов) мироздания.

§ 21

Личностные атрибуты гения:

• самость гения – универсальное творческое дарование, осознание и безусловное принятие своего назначения;

• абсолютная одержимость – способность к неимоверному труду, и высочайшая трудоспособность, которая может сохраняться длительное время без особых изменений и колебаний*;

• стремление к совершенству – стремление к доведению своих творений до идеала, высочайшая личная требовательность к качеству своих творений; склонность рассматривать свою деятельность с позиций вечности, а не текущего момента;

• воля, – неиссякаемая жажда к творчеству, стремление к созиданию, но не к разрушению, и, прежде всего, – к духовному деланию;

• любовь к своему делу, ставшему смыслом и содержанием жизни, что есть ни что иное, как проявление любви к миру в целом;

• дар интегративного видения – способность к высшему синтезу на уровне недоступных для других людей предельно конкретных и реальных обобщений, умение объединить в единое целое (в систему) вещи (факты, идеи, явления) казалось бы несопоставимые;

• творческость – системное образование личности, синтезирующее в себе: 1) стремление, желание и способность творить; 2) стремление и способность любить, отдавать, сострадать, награждать других и жертвовать собой; 3) способность к выдвижению, разработке и реализации творческих идей;

• воображение и интуиция – способность к предвосхищению результата еще до начала самой собственно активной творческой деятельности, умение видеть неизвестное в известном, непредвиденное в предвиденном, непонятное в понятном и на этой основе вопрошать о том, что для других является незыблемой «истиной»;

• оригинальность – высоко развитая поисковая активность, направленная к первоначалам, выдвижение абсолютно необычных идей, преодоление стереотипов консервативного разума и все это наряду с отсутствием тенденции к разрушению фундаментальных принципов бытия;

• незаменимость – в том деле, которым занимается гений, на том месте, где он находится, его не может заменить никто и никогда;

• предельная самостоятельность – смелость в выдвижении гипотез, свободное от стереотипов и предрассудков восприятие той действительности, которая входит в сферу творческих интересов гения.

§ 22

Творения гения – это своеобразное про-видение, это некий слепок, след, отпечаток, символ его духовной жизни. Таким образом, лучший путь познания природы и сущности гения – это, во-первых, изучение опыта духовной жизни гениальных людей, и, во-вторых, исследование запечатленного в творениях гениев духа самих созидателей.

§ 23

Для гения, процесс его творческой деятельности, сама возможность свободно и независимо творить, стоит неизмеримо выше того продукта, который может быть получен в ходе самой этой деятельности. Гений как бы заранее пред-видит продукт своего творчества, уверен в его получении, и, во многом поэтому, его не столько заботит сам эффект завершения, – получения результата, который заранее промыслен и как бы уже существует благодаря механизмам воображения и представления, сколько интересует сам процесс творчества. Аналогичную деятельность являет собой детская игра.

§ 24

Творчество гения направлено не на переделку мира, а на создание новых духовных миров, а сам гений самой своей жизнью и характером, своим примером и своим творческим деланием способствует духовному преображению других людей.

§ 25

Путь гениальности, равно как и путь святости есть путь человечества к Богочеловечеству.

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  

 

 

Часть четвёртая

УЧЕНИЕ

О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ГЕНИИ

 

Теперь мне было ясно, что для того, чтобы человек мог жить, ему нужно или не видеть бесконечного, или иметь такое объяснение смысла жизни, при котором конечное приравнивалось бы к бесконечному.

Лев Николаевич Толстой

§ 75

Жизнь как Божественное творение. Жизнь – это понятие очень широкое, и на сегодняшний день в сущности своей, увы, неопределенное. Благодаря же все большей дифференциации и предельной специализации наук, которые скорее скрывают сущность жизни, чем раскрывают ее, понятие жизни становится все менее определенным и все более размытым. То же самое можно сказать относительно понятия духовная жизнь. Ни современное естествознание, ни гуманитарные науки, ни спекулятивная философия, неспособны на сегодняшний день вразумительно раскрыть понятие жизни, а тем более понятие духовной жизни. Духовная жизнь человека не может быть исследована и понята на основании количественных методов, используемых в классической экспериментальной психологии. Бессильным при этом оказывается и психоанализ не только не раскрывающий целостности и универсальности духовного бытия человека, но напротив, скрывающий духовный, божественный («по образу и подобию») лик человека за высоким забором неосознанных мотивов и нагромождением бесчисленных архетипов. Не в лучшем положении по отношению к исследованию духовной жизни человека находятся как когнитивное, так и гуманистическое направления современной психологии. Но дело даже не в различии методологических подходов разных психологических школ и направлений. Вся проблема в целях, которые ставит перед собой психологическая наука. Дело в том, что сегодня психологию больше интересуют вопросы манипулирования человеческим сознанием и управления поведением человека, чем познание тайн его духовной жизни. Лишь при использовании телеологического подхода можно попытаться раскрыть понятия «жизнь» и «духовная жизнь», что мы и попытались сделать в настоящем исследовании.

Жизнь есть Божественное творение. Бог, как абсолютно сущее (Ens per se), как абсолютное, ничем, кроме себя, не обусловленное (causa sui), но вместе с тем все собою обуславливающее (causa omnium), сотворил жизнь в трех ее началах (principium): дух, душа, плоть. Содержание (ideatum) жизни разворачивается в трех модусах бытия: духовное, душевное, тварное, причем, сущность тварного бытия определяется в идеях (idea) движения, формы, энергии, сущность душевного бытия, – в идеях разума, со-знания, воли, а сущность духовного бытия, – в идеях красоты, истины и любви. В свою очередь, смысл человеческого бытия разворачивается на трех ступенях, низшей из которых является существование, – тварное по своей организации, средней, – свобода, душевная в своей основе, а высшей, – творчество, духовное в своей сущности. Если теперь исходить из нераздельности и неслиянности трехчленной сущности человека, которая есть дух, душа и тело в их целокупности, то вся драма человеческой жизни, равно как и благо ее, разворачивается на среднем – душевном уровне бытия. Если душа в своем свободном бытии отвергает абсолютно сущее, ее породившее, то происходит рассогласование между духом и плотью: преобладание мотивов тварного существования угнетает дух, а преобладание духовных ценностей ущемляет плоть. Если же душа в своем свободном бытии обращается и устремляется к Богу, то есть стремится к причине и началу ее породившей, то божественная энергия абсолютно сущего дает душе силы, необходимые для скрепления всех трех смыслов человеческого бытия в целокупности духа в его творчестве, души в ее свободе, плоти в ее существовании в их неразрывном и непротиворечивом единстве. И тогда драма человеческой жизни преодолевается, – жизнь в своем бытии начинает разворачиваться как благо и любовь, а жизнь человеческая приобретает истинный смысл своего бытия – единение души человеческой с Богом.

В духовную жизнь, которая бесконечна и разнокачественна, входит вся познавательная, художественная, нравственная, религиозная жизнь человека и общение людей в безусловной и жертвенной любви. Высший поступательный подъем духовной жизни должен преобразить мир объективации, и такое преображение духа должно соответственно привести к преображению мира природного, освещению плоти в соответствии с высшим Замыслом Творца. Дух соединяет Божественное и человеческое, охватывает все устремления человека к Богу, а, следовательно, и всю высшую духовную человеческую культуру. Духовная жизнь человека разворачивается в неразрывной связи с всеобщей историей духовной человеческой культуры и религии, поскольку во многих духовных жизненных актах находит человек реальность великого исторического мира через историческую память, через внутреннее предание, через внутреннее приобщение судеб своего индивидуального духа к судьбам истории и тем самым преодолевает человек свою духовную до времени ограниченность. Иерархический характер духовной жизни, само различие духовных организаций и дарований не выдумывается людьми, а определяется Богом.

§ 76

Человечность. Истинная человечность может раскрыться и проявиться исключительно и только в личности. Существование индивидуума определяется либо личными, либо родовыми, либо общественными потребностями, главный критерий которых есть польза. Духовная жизнь личности направляется ценностными векторами, в качестве которых могут выступать отдача, дарение, жертвенность, сострадание, труд, творчество, любовь. В данном случае мы имеем дело с личностью духовно-созидающей, творческой, абсолютным образцом для которой является образ Богочеловека Иисуса Христа. В том случае, если активность человека направляется полярными векторами, то здесь перед нами предстает совсем иной человек, – натура разрушающая, анти-творческая. Только в личности, раскрывается подлинность человеческой жизни и смысл человеческого бытия, потому как личность есть собственно призвание к творчеству. Таким образом, главным атрибутом, признаком личности является творческость, то есть стремление, желание и способность творить, что, в свою очередь есть стремление и способность любить, отдавать, сострадать, награждать других, трудиться, не требуя награды, жертвовать собой.

Каждая эпоха человеческой истории выдвигала свой уникальный идеал человека: героя, мудреца, пророка, святого, рыцаря, трудолюба, гения, – как идеальных образов личности. И в этой связи сам смысл человеческой жизни и понятие человечности раскрывается в следующих основаниях: подвиг, мысль, предвидение, жертвенность, дарение, труд, творчество. Герой научил человека совершать нерациональные с точки зрения инстинкта самосохранения поступки, обыкновенно отвергаемые рассудком, но выводящие человека на новый путь и гарантирующие лишь полную неизвестность в будущем, т.е. такие поступки, которые обычно называют подвигом. Мудрец открыл человеку возможность независимого и самостоятельного мышления и творческого познания. Пророк научил человека читать книгу будущего. Рыцарь научил человека дарить другому самое ценное из того, чем он сам обладает. Святой показал человеку очистительный и благодатный смысл аскезы и научил человека жертвовать собой. Трудолюб научил человека находить полное удовлетворение в самом своем труде и не требовать за это награды. Гений научил человека творческому горению и духовному созиданию. Но только Абсолютный Богочеловек Иисус Христос показал человеку настоящий путь к Богу, путь безусловной любви и тем самым раскрыл тайну человеческой природы, которую мы и называем человечностью, в которой только и может проявиться истинное благочестие человека, весь его героизм, мудрость, святость, рыцарство, трудолюбие, гениальность. В этом только и может проявиться безусловная любовь человека к Богу и способность возлюбить ближнего как самого себя, которая оживляет, воодушевляет, облагораживает, одухотворяет человека и приближает его к образу и подобию Самого Творца.

§ 77

Человеческий гений. Многих из тех людей, которых мы привыкли считать «гениями», мы не сможем более называть таковыми, и, напротив, к числу гениев, в истинном смысле этого слова, нужно будет причислить тех людей, имена которых человечество вне сомнения знает и помнит, но гений которых остается скрытым, невидимым, не проявленным, а лучше сказать, – не опознанным ни современниками, ни потомками. Все люди рождаются уникальными и эта уникальность каждого рожденного «по образу и подобию» есть ни что иное, – как потенцированная гениальность. Но подавляющее большинство потенциально гениальных индивидов имеют в том числе высочайшую способность к адаптации, способность к усреднению, – к деуникализации. И лишь только святые и гении, которых, собственно, единицы среди всех остальных людей, такой способностью не обладают. Таким образом, гении – это самые малоспособные из всех рождающихся человеческих существ – они менее всего способны к усреднению.

Системное, объемное, многомерное понятие человеческий гений синтезирует в себе такие понятия как творческий дар и назначение, дух и духовность, гений и гениальность. Человеческий гений есть система таких личностных атрибутов и духовных признаков, благодаря наличию (творческий дар), развитию и становлению (в индивидуальной и целенаправленной творческой деятельности) которых, личность (будучи в творческом смысле индивидуальностью) приобретает в себе все признаки духовности, принимает на себя назначение свое и вносит в мировую духовную культуру свою самость, личностную волю и духовную глубину. Гениальность становится проявленной и человек реализуется как гений. На основе духовного преображения, которое и есть собственно дух становящийся, и которое не может быть определено из каких-либо рациональных причинно-следственных отношений, названная личность становится способной создавать принципиально новые, оригинальные творения (продукты индивидуальной творческой деятельности: мысли, идеи, разработки, концепции, теории, произведения, изобретения, образцы, модели, предметы и пр.), значимость которых имеет непреходящую в веках ценность для человеческого рода, и, прежде всего, в деле преображения человеческого духа. Становясь, таким образом, фундаментом, основой всечеловеческой духовной культуры, творения гения (гениальные творения), в свою очередь, служат основанием (отправной точкой, образцом, примером) для создания новых творений, отличающихся подобными же признаками новизны, оригинальности и исторической значимости. Человека, который обладает совокупностью соответствующих личностных атрибутов и духовных признаков и, обладает, наряду с этим, волей, необходимой для реализации творческого дара и назначения своего в индивидуальной творческой деятельности, направленной на создание гениальных творений (продуктов этой деятельности), мы будем называть гениальной личностью, гениальным человеком или просто гением.

Сущность человеческого гения рассматривается в категориях любви, истины и красоты. Содержательным материалом для исследования человеческого гения является опыт духовной жизни гениальных людей всех времен и народов, а также изучение творческого пути этих людей, направленного на нахождение вечных истин, поиску которых они посвятили всю свою жизнь. Такой экскурс во всемирную историю человеческого гения позволяет высмотреть и опознать основные феномены гениальности и через них узреть сущность того, что мы определяем здесь как человеческий гений. Кроме того, это позволяет глубже понять природу человеческого гения и рассмотреть человеческий гений в его непрерывном, непрекращающемся, бесконечном по сути своей становлении.

§ 78

Созидательный характер человеческого гения не позволяет относить к числу гениальных людей ни монархов, ни правителей, ни военачальников, ни захватчиков, ни политических деятелей, ни промышленников, ни удачливых финансистов, то есть всех тех людей вся деятельность которых проистекает из личных, примитивных по сути интересов и амбиций, но порой приобретающих под давлением гордыни «вселенские» масштабы. Ведь вся «гениальность» правителей и политиков сводится к невероятно развитой способности использовать технологии искажения истины, а вся «гениальность» промышленников, финансистов и бизнесменов проявляется отнюдь не в служении великому делу духовного преображения человеческого рода, а направлена на получение максимально возможных прибылей для личной выгоды. Гениев нужно искать лишь среди тех людей, которые, в результате своего личного труда, имеющего характер свободной творческой деятельности, создают качественно новые, оригинальные и непреходящие (в историческом смысле) творения, направленные на созидание (но не на разрушение) и всею жизнью своей, деятельностью и личным примером своим обеспечивают духовное становление человека и духовное преображение человеческого рода. «Гений и злодейство – две вещи несовместимые» – написал Пушкин в «Моцарте и Сальери», – и открыл, тем самым один из главных законов самой жизни, творчества и становления человеческого гения. Исходя из сказанного, следует заключить, что из того немногого, чему обязательно и непременно нужно учить наших детей, а затем и детей наших детей, – это исключительно и только любви и духовному созиданию, потому как умеющий любить и созидать никогда уже не станет разрушителем.

В свою очередь, созидателем гениальных творений мы вправе называть такого человека, который:

• познает нечто такое, чего до него не знал никто и впоследствии делает это нечто достоянием всечеловеческой духовной культуры. В свою очередь, это нечто становится исключительной (неповторимой, неподражаемой) ценностью для множества других людей и ценность этого нечто остается значимой для многих поколений людей, живущих после времени гения;

• продуцирует, воспроизводит и разрабатывает идеи, ещё не известные человечеству, но имеющие значение для будущего и которые впоследствии станут важнейшей составляющей человеческой культуры;

• устанавливает новые, ещё неизвестные человечеству связи между явлениями и открывает новые, ещё неизвестные людям законы;

• преобразует нечто уже существующее или уже известное, принципиально изменяя содержание, структуру, форму таким образом, что это преобразованное нечто становится источником познания, последующего развития и служит образцом для подражания;

• осмысливает, продумывает и производит нечто такое, что ещё не имеет аналогов в истории всечеловеческой духовной культуры или качественным образом отличается от всех уже существующих образцов, а это нечто, в свою очередь, становится основой для создания многочисленных копий и аналогов, а также служит источником для многих усовершенствований и модификаций;

• создает новые (или возрождает в новом качестве незаслуженно забытые) направления и формы творческой деятельности человека;

• направляет свои творческие усилия не на переделку мира, как это делают социальные, экономические и иные реформаторы, а на создание новых духовных миров, и способствует тем самым духовному преображению других людей;

• определяет развитие человеческого духа и благодаря своим трудам актуализирует духовные силы других людей.

И еще одно. Мы видим вещь в ее целостности лишь потому, что эта вещь имеет свое имя. Гений обнаруживает новые вещи, о которых еще никто не знает и присваивает им имена, и тогда все мы узнаем о существовании вещей, обнаруженных гением. Гений творит новые ценности, которые со временем приобретают силу идеалов. Следовательно, гений – это высший духовный человеческий чин.

§ 79

Духовное творчество. Творческий человек – всегда созидатель, но не разрушитель. Однако современный вполне цивилизованный человек чаще не занимается духовным миротворением, пока он только лишь научился насиловать и калечить природу, в том числе и природу человека, т.е. себя самого. А это есть ни что иное, как процесс обратный творчеству – переход от бытия в небытие. И только возвращение человека к Богу, осознание своего Божественного назначения в сочетании с этикой творчества сделает из homo sapiens человека-творца. Если что-либо новое произведено в чисто утилитарных целях, для удовлетворения сугубо материальных потребностей, и при этом не несет под собою ни любви, ни добра, ни красоты, то процесс такого производства или конструирования нельзя называть духовным творчеством. Духовное творчество не может противоречить вечным истинам, имеющим религиозно-нравственный характер. Единственно верный и единственно возможный путь для духовного созревания – это творческое делание. Постижение, слияние с духовным не происходит иначе, чем через творческий акт. Духовное, собственно, и постигается в творческом акте, поскольку сам дух и есть суть вечное творчество. Вне творчества и любви вообще невозможно представить себе духовное проживание, духовное делание, духовное постижение истины. Истинное творчество в том и состоит, что оно питается, живет и множится не разумом только, но духом. В свою очередь, если дух созревает благодаря воспитанию, то пробуждается дух благодаря откровению, которое становится доступным лишь в творческом акте. Духовное творчество не имеет утилитарного значения, не приносит пользы человеку как индивиду, но имеет огромную ценность для личности. Духовное творчество – творчество как созидание, продвигает человека на пути к истине, не несет под собой зла и соответствует Божественным критериям любви, добра и красоты. А это последнее и есть настоящий закон духовного творчества.

§ 80

Атрибуты гениальной личности:

• самость гения – универсальное творческое дарование, осознание и безусловное принятие своего назначения;

• абсолютная одержимость – способность к неимоверному труду, и высочайшая трудоспособность, которая может сохраняться длительное время без особых изменений и колебаний;

• стремление к совершенству – стремление к доведению своих творений до идеала, высочайшая личная требовательность к качеству своих творений, безусловно преобладающие в сравнении со всеми иными устремлениями гения; склонность рассматривать свою деятельность с позиций вечности, а не текущего момента;

• воля, – неиссякаемая жажда к деланию, стремление к созиданию, но не к разрушению, и, прежде всего, – к духовному деланию;

• любовь к своему делу, ставшему смыслом и содержанием жизни, что есть ни что иное, как проявление любви к миру в целом;

• дар интегративного видения – способность к высшему синтезу на уровне недоступных для других людей предельно конкретных и реальных обобщений, умение объединить в единое целое (в систему) вещи (факты, идеи, явления, предметы) казалось бы несопоставимые;

• творческость – способность к выдвижению, разработке и реализации творческих идей (см. §§ 5, 81); способность взяться за «изобретение велосипеда», – обратиться к тем проблемам, которые всем другим кажутся уже однозначно и окончательно разрешенными;

• воображение и интуиция – способность к предвосхищению результата еще до начала самой собственно активной деятельности, умение видеть неизвестное в известном, непредвиденное в предвиденном, непонятное в понятном и на этой основе вопрошать о том, что для других является незыблемой «истиной»;

• оригинальность – высоко развитая поисковая активность, направленная к первоначалам, выдвижение абсолютно необычных идей, преодоление стереотипов консервативного разума и все это наряду с отсутствием тенденции к разрушению фундаментальных принципов бытия;

• незаменимость – в том деле, которым занимается гений, на том месте, где он находится, его не может заменить никто и никогда;

• предельная самостоятельность – смелость в выдвижении гипотез, свободное от стереотипов и предрассудков восприятие той действительности, которая входит в сферу творческих интересов гения.

§ 81

Творческая идея. Началом творческого акта, равно как и продуктом творческой деятельности является творческая идея, рождение которой обеспечивается своеобразным резонансом и индукцией человеческой мысли: одна мысль порождает другую, даже если они не только не имеют прямого сходства, но могут даже противоречить друг другу. Творческая идея имеет следующие признаки:

• творческая идея питается соками любых других идей;

• творческая идея имеет качественное своеобразие в сравнении с другими идеями, касающимися соответствующего предмета;

• творческая идея относительно одного какого-либо предмета, вполне может оказаться продуктивной относительно иных предметов не связанных напрямую с первым предметом;

• творческая идея уже сама по себе является не просто результатом мыслительного процесса, но уже продуктом творческой деятельности;

• реализация творческой идеи имеет необходимый, обязательный, тотальный характер;

• творческая идея сама по себе является важнейшим, а зачастую единственным стимулом реализации самой себя.

Идея, имеющая хотя бы легкий налет утилитаризма, не может уже считаться творческой, поскольку она скована уже рамками пользы, зажата в тиски потребностно-мотивационной сферы, не может выйти за эти пределы, и не может, следовательно, нести на себе признаки абсолютной новизны. Для реализации творческой идеи нет нужды в иных стимулах, кроме как рождения и жизни самой этой идеи. Реализация творческой идеи имеет тотальный характер – она обязательно и необходимо будет реализована.

§ 82

Универсальная природа гения проявляется в том, что он способен многое познать, многое охватить, многое понять, и, соответственно многое воплотить в своем творчестве. Его дух вмещает в себя целый мир, и этот мир во всем его многообразии, отраженный и переработанный в сознании гения не может не вырваться наружу. И тогда мы становимся свидетелями гениальных творений. Но в силу ограниченности нашего сознания мы не осознаем еще всю силу их влияния и меру их гениальности. То, что мы называем достижениями культуры, современным знанием, научным прогрессом, суммой технологий, общественным мнением, наконец, – всегда много уже того, что уже укоренилось и уже живет в сознании гениального человека. Если мы говорим, что гений универсален, то, следовательно, для него не существует ни препятствий, ни ограничений, которые накладывает на человека какая-либо определенная сфера деятельности. Но при этом мы говорим о некоем назначении гения, которое накладывает здесь свои ограничения связанные уже с самой сущностью назначения. Налицо парадокс. С одной стороны, возможности гения, опирающиеся на множественность и разносторонность дарований, говорим мы, безграничны и не зависят от сферы деятельности, в которой он, гений, мог бы себя реализовать, но с другой стороны, мы жестко связываем его этим фатальным, в определенном смысле, назначением.

Гений – это человек, у которого отношение ко всем вещам достигает абсолютной ясности и интенсивности сознания и поэтому он «совершенно самостоятельно мыслит обо всем», имеет ко всему отношение и мало с чем не связан своим естеством. Гениальный человек живет в активно-сознательной связи «с миром, как целым», «в идеале» он «вмещает в себе духовную сущность всех людей», «его чувствительность является наиболее утонченной», а мера гениальности «определяется не столько чувственной, сколько духовной восприимчивостью к различиям». Сознание гения «обладает сильнейшей яркостью и наиболее отчетливой ясностью». Гениальный во всех отношениях человек уловляет бесконечное в конечном и создает конечное в бесконечном, что недоступно людям, не обладающим гением, а гениальность проявляется лишь там, где идея целого предшествует возникновению частей. Понимание гением вещей «обладает особенной глубиной», поскольку «он может каждый предмет сравнить с самыми разнообразными вещами и провести между ними соответствующее различие» и, таким образом, его внимание не останавливается лишь на явлениях, он способен доходить до самой сущности вещей.

Появление гения не является, как это принято думать, продуктом определенной эпохи. Скорее наоборот, именно гений определяет не только направленность и характер, но значение в истории человечества той эпохи, которая отмечена печатью его творчества. Произведения творческой деятельности гения живут вечно, и они «не связаны ни в каком отношении со временем, ни с тем временем, которое совпадает с его существованием, ни с тем, которое предшествовало или следует за этим временем». Та мера осознанности явлений, тот уровень проникновения гения в их сущность, та глубина постижения решаемой им проблемы еще долго могут оставаться недоступными для понимания и принятия этого другими людьми, и тогда общество отвергает гения и его творения. И чем сильнее этот отпор отвержения, чем острее это неприятие – тем с большей, следовательно, глубиной сталкивается здесь обыденное сознание. Бессознательное проживание под гнетом неосознанных мотивов – это удел негениальных людей, все внимание и активность которых направлены преимущественно на удовлетворение собственных запросов и потребностей. Жизнь гения – это предельно осознанное бытие, а его путь – это духовное преображение, – непрерывное и непрекращающееся становление духа. Если обыкновенный человек хватает или отторгает, утверждает или поучает, насаждает или разрушает, то гений – постоянно вопрошает и созидает. Универсальная природа гения находит свое выражение в творчестве гениального человека, который действует и всецело проявляет себя в творческом акте как художник, как мыслитель и как творец в одном лице.

§ 83

Гений как художник,мыслитель и творец в одном лице, независимо от рода его деятельности и от того в каких конкретно видах творчества разворачивается эта его деятельность. Будь гений создателем религиозной догмы или философом, живописцем или скульптором, поэтом или композитором, изобретателем или архитектором, писателем или ученым, поэтом или прозаиком, гончаром или ремесленником, плотником или рыбаком, – он всегда и необходимо и художник, и мыслитель и творец.

Творец есть всегда созидатель любви. Гений как творец, во-первых, более всего способен к духовному творческому созиданию, но менее всего подвержен субъективным капризам и причудам, свойственным отдельному человеку; во-вторых, он более всего расположен к видению «трансцендентальной необходимости», или, говоря иначе, – видению нерушимых основ мира, данного в сознании. Дух гения творца – это впередсмотрящий и в авангарде движущийся дух всего человечества, это факел, вырывающий из потаенных глубин мироздания фрагменты истины, складывающиеся впоследствии в единое целое и рано или поздно становящееся достоянием общечеловеческого сознания.

Художник есть выразитель красоты. Гений как художник – это высший творческий тип, это человек, который, во-первых, имеет особое уникальное, одному ему присущее видение мира, и на этой основе способен духовно постигать сущность явлений бытия; во-вторых, он умеет находить и использовать разнообразные выразительные средства – будь то цвет, форма, ритмика, гармонический звук, символ или слово для передачи этого своего видения всем другим людям, – это творческий делатель, способный представить и выразить свое понимание мира, бытия и сознания в художественной форме.

Мыслитель есть разведчик истины. Гений как мыслитель, во-первых, исследует смысловую явленность предметов, в любой вещи он про-видит её эйдос, идею вещи, постигает и выявляет самое само – сущность вещей; во-вторых, он открывает для себя, а затем безвозмездно передает человечеству те идеалы, на которых впоследствии укореняются и произрастают вся философия, всё искусство, вся нравственность, вся наука, – как в отдельных своих частях, так и во всей своей целокупности. Без всяких условий, и без каких либо ограничений гений верит в то, что он говорит, в то, о чем он пишет, и в то, что он делает. Он раскрывает всем другим ту истину, которая открылась ему самому и захватила все его существо. Он не может молчать, и хорошо знает, о чем ему следует говорить, и что ему надлежит делать. И в эти светлые мгновения творчества, которые могут растягиваться в часы, дни и годы, дорога для неуверенности и сомнений закрыта – и в эти мгновения гений способен сотворить чудо. И неважно как будет представлено это чудо – в наскальных рисунках или в живописных полотнах, в словах или в символах, в решениях или в поступках, которые по плечу лишь ему одному, но мы, потомки, будем знать, что имя сего творца – есть Гений.

Итак, человеческий гений, как сущее в своем бытии раскрывается в идеалах человека – как лик героя, лик мудреца, лик пророка, лик рыцаря, лик трудолюба, лик святого, лик гения; в своем универсально-целостном творческом акте человеческий гений раскрывается – как художник, мыслитель и творец в одном лице; а в настоящем смысле своего бытия человеческий гений выступает – как носитель идеала истины, как проводник идеала любви и как хранитель идеала красоты. В этой связи, в конкретном философско-антропологическом исследовании мы имеем три уровня анализа: 1) личностно-персональный, который разворачивается на основе семи антропологических категорий: герой, мудрец, пророк, рыцарь, святой, трудолюб, гений; 2) деятельностно-содержательный, который проводится на основе трех соответствующих категорий: художник, мыслитель, творец; 3) идейно-духовный, который основывается на трех соответствующих категориях: истина, любовь, красота.

§ 84

Бог, человек и структура. Культура как культ сохраняется и служит источником создания других культур, – самое бытие культуры в ее непрерывном становлении. Древние оставляют нам культуру, но не цивилизацию. Современная культура несет в себе зачатки всех не только известных, но и неизвестных нам древних культур, и, напротив, цивилизация при своей гибели рассыпается в прах. Таким образом, культура духовна и потому бессмертна, а цивилизация – тварна и потому тленна. То, что не имеет духовности – это не культура. И, следовательно, то убожество, которое называется сейчас масс-культурой – это примитив, пляска шутов и паяцев, – псевдоискусство «победившего хама». Признак культуры – это символ, а культ, – это смысл, познаваемый нами через символ. В свою очередь, признак цивилизации – это структура – мертвая и саму себя разрушающая форма, не оставляющая после себя никаких несущих смысл символов, поскольку символы – это отражения бытия, структура же сама по себе ничего не отражает, поскольку не имеет своего собственного бытия. Господь Бог не создавал никаких структур. Любая организационная структура – политическая, экономическая, социальная – это изобретение человека. Создание Бога – это творение, начало которого – есть сама любовь: «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт. 1: 31).

Серость всегда побеждает своей массовостью и, как правило, именно серость в своей неудовлетворенной гордыне является инициатором создания всех структур. В этой системе, имя которой структура, человек как личность погибает и на его смену приходит человек, как элемент, обеспечивающий существование структуры, – обезличенное уже, лишенное индивидуальности существо, оцениваемое и поддерживаемое структурой в соответствии с той пользой, которое это существо приносит самой структуре. И уже не любовь становится движущим фактором становления личности, а структура – жесткий механизм, обезличенный порядок – не человеческая уже, а робототизированная сущность. И человек становится рабом – работником, существование и деятельность которого направлена лишь на обеспечение сохранности и роста структуры. Противостоять структуре, или, лучше сказать, не попадать под ее влияние, способны лишь очень немногие люди, к числу которых следует отнести святых, гениев и людей, сохраняющих в своей простоте детскую непосредственность и наивность: «…истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18: 3). Люди, осененные Божественной Благодатью, не только не подпадают под влияние структуры, но и всячески отторгаются, преследуются, и, в крайних случаях, уничтожаются структурой. Творчество, любовь и красота, являющиеся единственными ценностями духовно одаренного человека представляют собой главную опасность для существования структуры. Все, что не относится к этим ценностям, составляет страсти, которые формируются на основе утилитарных, тварных по сути своей потребностей.

Человеку, встроенному в предельно жесткий, формализованный механизм структуры, может казаться, что он сам ею управляет. Иллюзия. И подобное заблуждение тем большей степени присуще человеку, чем выше его социальный, политический, экономический статус в соответствующей структуре. Человек, будучи структурным элементом, обеспечивающим устойчивость соответствующей структуры, становится лишь винтиком, необходимым для сохранения, существования и обеспечения роста самой структуры, которая, в свою очередь, становится самоуправляемым механизмом, самодовлеющим бытием, подчиняющем себе собственно бытие человеческое. Человек, как раб структуры, уже мало соответствует «образу и подобию», он теряет уже путеводную нить истины и тем самым меняет жизнь на существование ради существования структуры. Структура – это первый и главный враг духовного. Структура становится выше человека, она обожествляется и уже не человек управляет структурой, а структура управляет всеми людьми к ней причастными и обеспечивающими ее существование. И человек становится рабом, – бездушным винтиком, звеном, бессловесным элементом, способным только «вертеться» и «квакать», выполняя и извергая в словесах все то, что продиктовано ему структурой.

Структура существует за счет жесткой связи всех элементов обеспечивающих эти связи. Человек структуры теряет самость, перестает быть личностной индивидуальностью, он становится лишь винтиком в огромном механизме, долженствующим выполнять свои функции, ею, структурой, определенные. Это и есть его основная и единственная обозначенная структурой задача. За это он получает деньги, почести, власть, славу, а ошибки безжалостно караются. В предельном случае, когда непригодность или «изношенность» элемента становится для структуры очевидной, он безжалостно выбрасывается из структуры и заменяется другим элементом. Наступает такой момент, когда человек уже не просто поддерживает связи необходимые для существования структуры, но становится уже неотъемлемой частью самой структуры, приобретая ее, структуры, форму, которая только и есть у структуры, поскольку своего содержания она, структура, не имеет. При таком соитии со структурой человек теряет свой божественный дар – человечность, основой которой является любовь, теряет свою сущность – «образ и подобие» и начинает наполнять себя тем содержанием, которое полезно структуре и обеспечивает ее, структуры, полноценное существование и рост. Человек, как часть структуры, приобретает ее, структуры, сущность и насилием навязывает эту сущность всем другим. Таким образом, структура начинает разрастаться, обращая в рабство все большее число элементов, необходимых для ее существования и роста. Это и есть один из механизмов существования и роста структуры.

Второй механизм – это взаимное пожирание структур. Видоизменения структур возможны лишь на уровне модификации, расширения или слияния структур, когда одна структура поглощает другую. Структура не приемлет отклонений, изгоняет или уничтожает их носителей, но принимает и поддерживает все структурные модификации, способствующие росту структуры, говоря иначе, дающие ей, структуре, силу необходимую для пожирания других структур. Пожирание других структур, есть, как мы уже говорили, еще один механизм, обеспечивающий рост и силу структуры. Элементы, которые непосредственно работают на эти цели, поддерживаются структурой в первую очередь – структура передвигает их по иерархической лестнице. И тогда винтик становится винтом, винт – болтом, болт преобразуется в шестеренку, и, если повезет, – может стать маховиком: министром, олигархом, диктатором, партийным боссом, лидером общественного объединения и т.д., и т.п. Но эти люди и есть самые главные заложники структуры и наиболее зависимые из всех составляющих структуру элементов. Поскольку обладание властью и есть абсолютное рабство. Разрастание структур представляет собой предельно мрачную перспективу нашего будущего.

Однако мы знаем, что Свет Божественного Слова не скроет никакая самая плотная тьма. Сама природа, способ существования и «цели» структуры определяют ее абсолютную временность, недолговечность, ущербность, а сама постиндустриальная информационная эпоха, – эпоха структурного формализма, как прочем и все прошедшие эпохи цивилизации, есть временное состояние человечества, – одна из тех кривых дорог, которые не выводят человека на путь истины, но служат делу приобретения опыта, необходимого для духовного пробуждения и духовного преображения человека.

§ 85

Вера и познание. Каждый из людей может быть причастен к истине, но, к сожалению, для большинства людей, отмеченных печатью глубокого и достоверного знания признание их истины всегда важнее, чем сама истина. Парадокс заключается в том, что «я» верит только в то, что знает, а знает только то – во что верит. И, в результате, современный вполне практичный и рациональный человек отторгает те знания, которые не согласуются с его верой и не верит уже ни во что то, что противоречит его знаниям. Современный человек менее всего похож на гениального в своей наивности ребенка (похоже, что и дети сейчас уже рождаются насквозь пропитанные этим духом) и на тех «древних и блаженных» людей о которых говорил Платон, на тех людей, «которые были лучше нас и ближе к Богу». С легкой руки Рене Декарта в современном обществе ценность рационального знания не подвергается более сомнению, а тенденция к его обожествлению, находя благодатную почву в головокружительном витке информационно-технического прогресса, все более и более усиливается, угрожая уже разрушить сам этот прогресс. Напротив, смысл и ценность веры вот уже много веков не перестает быть предметом ожесточенных дискуссий. «Я могу верить лишь только в то, что получено посредством знания добытого в ходе четких и обоснованных доказательств, кто говорит иначе – тот просто лжет», – вещает нам с высокой трибуны современный ученый и подавляющее большинство жителей земли готовы подписаться под этими словами.

Высшая уникальность, самость каждого человека, его гений наиболее ярко проявляются в его вере. Без веры человек – не человек в полном смысле этого слова, он лишен индивидуальности как таковой, он лишь тварь Божья, индивид, персона. Дикарь, безусловно верующий в высшие силы более личность, чем современный цивилизованный и образованный воинствующий атеист. Чем ближе к Богу, тем больше личностного и индивидуального становится в человеке, но тем меньше в нем проявляется индивидуализм и эгоизм. Вера дана человеку Богом и это величайшее достояние человека, и дар этот свидетельствует о том доверии, которое Бог проявляет к избраннику Своему. Высока ответственность таких людей, ответственность перед Богом, перед миром и перед самими собой, необычны и судьбы истинно верующих людей, но и велика Божественная любовь, простирающаяся над ними и над всем миром. Но в наше время истинно верующих людей, увы, не так уж и много, большинство современных так называемых «верующих» лишь исполняют ритуалы, отдавая дань традиции, моде, политике, чему угодно, но только не вере. Для таких людей недоступно откровение и чем больший формализм или практицизм они проявляют в отношении веры, тем в меньшей степени для них становится возможным приближение к Божественной истине. Человек из этого круга не является избранником Божьим и у него нет до поры той меры ответственности, какую несет на себе человек, которого коснулось Божественное откровение, который проникся Словом Божьим и был осенен Святым Духом. Поистине, гениальность и есть та свобода, Богом дарованная человеку при сотворении, – это Божий дар, который не имеет ничего общего с порожденным гордыней разумом (ratio). Вера гениального человека в свое дело, в свой путь, в свое назначение, наконец, это есть собственно вера религиозная, потому как иной веры не бывает и быть не может. Все остальное, основывающееся на знаниях и зачастую ошибочно называемое верой, является лишь убеждением, внушенным нам разумом, в свою очередь находящимся в рабском подчинении у слепой ко всему необходимости. А без нее, без веры, гений просто не может осуществиться, без веры невозможно становление гения. И эта его вера имеет те самые истоки, те самые основания, о которых говорилось выше. И как бы сам гениальный человек к этому не относился, его вера, на которой и зиждется его гений, не может в сущности своей иметь никаких других истоков, кроме как обозначенных Божественной волей. А в этом последнем как раз и заключается самое существо веры в ее неразрывной связи с самим существом познания. Такого познания, которое не добывается путем доказательств, сверенных с принципами слепой и безразличной ко всему необходимости, а такого познания, о котором говорил пророк Исаия: «если не веруете, то не разумеете». Надо, наконец, понять, что познание и вера не противоречат друг другу, но могут находиться в конфликте, порожденном самим еще далеко несовершенным сознанием человека. Пора, наконец, понять, что аксиология веры и аксиология познания, добытого не разумом (ratio), но умом (νους), способным к постижению Божественного откровения, должны рассматриваться в единой системе как равноценные, равноправные и нераздельные составляющие человеческого духа. В противном случае может наступить такое время, что плоды прогресса, основанного на знаниях, добытых человеческим разумом (ratio), пожинать будет уже некому. И только в безусловной любви к Богу, в безусловной вере в Промысел Божий, который выше и глубже любых наших знаний упирающихся в слепую и безразличную необходимость, человек только и может иметь доступ к благодати Божьей, – только в своем служении Богу человек только и может называться человеком.

§ 86

Святость и гениальность. Есть два человеческих типа, которые более всего подходят под определение человека, начертанного в первой главе Книги бытия – «по образу» и «по подобию», – это тип святого и тип гения. Святость и гениальность – это явления одного порядка, одной природы, а святой и гений – это специальные люди, носители Света и Слова, – Богом назначенные на дело духовного преображения человечества. Святые и гении – это люди, духовность которых проявляется в наивысшей степени, а их творчество как духовное делание – есть содержание и сам смысл их существования. Онтологическая сущность любого народа заложена в его святых и гениях. Природа святых и гениев световая. Все они носители Божественного света – это своеобразные световые корпускулы, создающие мощную световую волну. Они освещают человеческую жизнь, через их подвиги и труды человечество прозревает, вбирает в себя свет бытия, постигает тайны Божественного света. Высший уровень духовного преображения человека, – есть богоуподобление. И если к этому приходят лишь единицы – это не повод отвергать такую возможность для всех других. Преобразование человечества в Богочеловечество – это достойный путь для образа и подобия Божия.

Нельзя сказать, что гении и святые выше или лучше других людей, они просто другие, и каждый из них несет назначение свое так же, как Иисус нес свой крест. Так же как и подвиг святого, творчество гения не только направлено в вечность, но и корнями своими, – исходит из вечности. Так же, как и святость, гениальность есть подвиг, жертвенность, трагизм, а судьбы гениальных людей, – лучшее подтверждение этому тезису. Поэтому в некоторых случаях провести четкую грань между гениальностью и святостью бывает очень сложно. А может быть и не стоит пытаться искусственно разводить эти понятия, а, напротив, посредством изучения опыта духовной жизни как святых, так и гениев постараться приоткрыть завесу с той тайны, которую мы называем Божьим даром?

Путь святости и путь гениальности есть путь человечества к Богочеловечеству, и если каждый человек, как личность способен будет пробудить дремлющий в нем дух святого и дух гения, то тогда и настанет день о котором говорил св. Апостол Павел: «Сам же Бог мира да освятит вас во всей полноте, и ваш дух и душа и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа» (1 Фес. 5: 23). Дорога святого – это всегда путь любви, дорога гения – это всегда путь истины. Слияние этих двух дорог в единый, указанный Богом Путь, и есть собственно – путь жизни, а святые и гении – суть маяки, выстраиваемые на этом пути в духовной истории человечества. И поскольку таковые люди всегда были, есть и всегда будут среди нас, то наступит, наконец, время, когда освещенный светом истины человек обретет, наконец, любовь, которая «долготерпит, милосердствует,… не завидует,… не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде…» (1 Кор. 13: 4-6). Но если мы редко пока еще можем видеть сочетание гениальности и святости в лике одной самости – в личности одного человека, то это значит лишь только одно, – что путь к этому очень долгий и предельно непростой, но путь этот явно обозначен всей историей становления человеческого духа. Если «творчество, – как говорит Н.А. Бердяев, – есть обнаружение человеческого начала, человеческой природы», то гениальность есть основание (principium) человека, а гений (genius) есть принцип человечности, – принцип духовный, познавательный, творческий; также и святость есть духовный, нравственный, созидательный принцип человечности, а поскольку это так и есть, то святость плюс гениальность и есть собственно сама квинтэссенция, сама сущность человека.

Опыт духовной жизни гения, равно как и опыт духовной жизни святого есть достояние всечеловеческой духовной культуры. И опыт этот имеет не только познавательное значение, но и, прежде всего, нравственное, воспитательное значение. Святые и гении есть маяки духа, указывающие человечеству пути следования за достойными подражания примерами. Судьба человека во многом определяется теми маяками, которые вспыхивают на его пути, а уже сам человек определяет те из них, которые на его взгляд указывают ему верный путь. Гений как художник пробуждает дремлющее в каждом человеке чувство прекрасного, гений как мыслитель расширяет потенции творческого ума, которыми одарен каждый человек, гений как творец учит всех людей созиданию. Гений святого показывает нам абсолютную ценность безусловной любви, и учит каждого из нас следовать единственно необходимой для духовного преображения заповеди «люби Бога больше себя и ближнего, как себя» и тем самым пробуждает в каждом из нас изначальную от сотворения человечность, которая и есть сама любовь.

§ 87

Диалектика имени гения. Если мы считаем гениальных людей определенным, обособленным типом, и выделяем их из среды всех других людей, то придать этому типу жизнь, описывая его, можно только одним способом, – «индивидуализируя» этот тип. Можно говорить и исследовать реальный и вполне конкретный гений Бальзака, но нельзя говорить об абстрактном «гении писателя» и исследовать абстрактную же «литературную гениальность», можно говорить и исследовать реальный и вполне конкретный гений Лобачевского, но нельзя говорить об абстрактном «гении ученого» и исследовать абстрактную же «гениальность в науке» и т.п. Попытки что-либо понять о человеческом гении, рассуждая о «гении в искусстве» или «гении в науке», классифицируя при этом гениальных людей по роду их деятельности, подразделяя гениев на «гениальных ученых», «гениальных правителей», «гениальных литераторов» и т.п., абсолютно ничего не объясняют и не могут привести нас ни к пониманию явления гениальности, ни к раскрытию сущности человеческого гения. И тогда мы выберем единственно верный путь, – подчеркивая, выделяя и раскрывая уникальность гения Платона, гения Ньютона, гения Гоголя и всех других гениальных людей, используя при этом имя гения, которое по сути являет нам и уникальный творческий дар и определенное гению назначение.

§ 88

Талант и гений. Талант – есть высшая степень проявления способностей, развитых уже до автоматизма. Талантливый человек – это виртуоз в своем деле. Когда талант превращается в специализацию, искра Божья угасает, и вдохновению нет уже места. Гениальность замирает и гений прекращает уже свое становление, что зачастую являет собой возврат из мира творчества назад, – к существованию, и случиться это может в любом возрасте, как в трехлетнем, так и в девяностолетнем. Специализация, также как и застывшая в догматах мораль, – это всегда отказ от прорыва в неизвестное. Застывший в специализации гениальный сам-в-себе человек перестает творить, в лучшем случае он продолжает производить, в худшем – существование вне творчества может преподнести человеку разные сюрпризы, вплоть до нравственного падения и безумия. И с этих позиций гениальность действительно соседствует с безумием, но большинство людей выбирают обыденное существование, спасаясь в нем и от своего творческого дара, ноша которого оказывается им не по силам, и от назначения своего. Гений, как ставшее, это уже не гений, и, следовательно, назвать человека гениальным уже при жизни – это значит – погубить его гений. Становление есть процесс непрекращающийся, бесконечный, ставшее же, не имеющее своего продолжения, есть застревание в конечности. В свою очередь, гений не может оставаться в своем ставшем, в своей конечной завершенности, в этом случае он просто перестал бы быть гением. Гений не хочет и не может пребывать в покое, гений всегда в поиске, всегда в пути, всегда находится в непрерывном потоке становления. Даже после смерти гениального человека его творения не остаются в своей конечной завершенности, они продолжают служить потомкам как источник непрекращающегося духовного становления. И в этом, последнем, заложен их основной смысл и значение. Талант, так же, как и гений, связан с выдающимися достижениями, поэтому их зачастую путают или просто не различают. Однако если талант всегда ожидает вознаграждения, без которого он просто не может быть реализован, то гений, напротив, мало нуждается в таковом для продолжения своих трудов. И даже более того – выдает продукт своего творчества, испытывая зачастую значительные затруднения и даже препятствия к этому. Социальная среда и окружение, как правило, продвигают талант, но зачастую “вставляют палки в колеса” гению. Талантливый человек успешно и выгодно продает результаты своей деятельности, напротив, плодами трудов гения, нацеленных на будущее, впоследствии многократно пользуются другие. Ни в одной стране, ни в одном обществе, ни в одну эпоху гений не оценивался его современниками также высоко, как оценивался при этом человек просто талантливый. Из этого можно заключить, что стержень, благодаря которому гений не оставляет и не предает своих трудов располагается совсем в иной плоскости, нежели мотивы деятельности талантливого человека. Талант требует постоянных внешних стимулов: путешествий, новых впечатлений, выставок, публикации своих трудов и пр. и пр., но главное – талант в своей реализации не может существовать без внешнего одобрения, без почитания и наград, вне поддержки его общественным мнением. Перестаньте платить талантливому человеку, и он забросит эту работу, найдя другое применение своему таланту. Для таланта, для которого успех, поклонение, власть, деньги и прочее всегда на первом месте, эти «объективированные» атрибуты рано или поздно начинают возобладать над потребностью в свободном творчестве, и вот мы видим, что нет уже таланта, а только имя и «пиар» позволяют ему оставаться на поверхности. Именно поэтому в современном мире мы сталкиваемся с тенденцией, когда «выдающиеся» деятели искусств пачками уходят в политику, во власть, в бизнес, дабы только сохранить свою исключительность в глазах непритязательной толпы, исключительность, ставшую, однако призрачной. Гений же, напротив, никогда, ни при каких обстоятельствах, не изменит назначению своему, и только этим уже – останется победителем.

Да, действительно, талант и гений – это дары, дарованные человеку Богом. Но нельзя забывать, что по своей природе дары эти принципиально различны. Талантливость, как система специальных способностей – это характеристика в общем то мерная, количественная, тиражируемая. Причем, таланты могут находиться в развитии, так же как и «зарываться в землю» – не находить своего развития. В свою очередь, гениальность, как характеристика качественная, неспецифическая, штучная – есть дар предельно персонифицированный. Многие люди могут иметь одинаковые таланты, но гениальность неповторима. Нет двух людей одинаково гениальных, но немало таких, которые одинаково талантливы. Гениальность не может развиваться или не развиваться, она может лишь быть в непрерывном становлении и на этом пути в человеке может проснуться гений, и тогда рождается гениальная личность, которая находит в себе силы и волю обратить этот дар в достояние других людей, даже зачастую в ущерб собственному житейскому благополучию, даже порой рискуя своей жизнью. Если талант – это дар выдающихся способностей, то гений – это, прежде всего назначение, предполагающее уже высочайшую ответственность. Гениальность – это предельно персонифицированный дар, дарованный только самому его обладателю, но благодаря универсальной, духовной природе дара гениальности, творческая деятельность гениального человека есть его личный жизненный подвиг, есть, в свою очередь, дар гения всему человечеству.

§ 89

Гений  sub  specie aeternitatis (лат. – с точки зрения вечности). Быть гением, есть ни что иное, как способность проявить себя в различных и многообразных видах творчества. Но главное здесь не в особом направлении творческой деятельности, как мы видим это в деятельности талантов, а в том, что деятельность гения направлена на решение вечных вопросов бытия и сама жизнь его тем самым выходит за пределы времени и приобретает характер вневременности. О гении sub specie aeternitatis следует говорить в следующих трех смыслах: 1) «универсальная апперцепция», которой гений обладает от природы, придает всем его переживаниям высочайшую ценность, которая сама-по-себе не есть уже что-то преходящее, временное, что и налагает печать вечности на творения гениального человека; 2) «произведения творчества гения живут вечно», и они «не связаны ни в каком отношении со временем, ни с тем временем, которое совпадает с его существованием, ни с тем, которое предшествовало или следует за этим временем»; 3) появление гения не является, как это принято думать, продуктом определенной эпохи, скорее наоборот, именно гений определяет не только направленность и характер, но значение в истории человечества той эпохи, которая отмечена печатью его творчества. Таким образом, если талант производит «плоды цивилизации», то гений создает саму историю духовной культуры человеческого рода.

§ 90

«Воля к гениальности». Человек гениален, если он того захочет, – говорит Отто Вейнингер. Каждый человек способен проявить «волю к гениальности», – вторит ему Николай Александрович Бердяев. И они, вне сомнения, правы. Человек обязательно проявит свой гений, если, конечно, он раньше времени не утопит свою потенцированную гениальность в вине, не проиграет ее в карты, не предаст свой талант (который так же, как и гениальность, питает человеческий гений), обратив его к удовлетворению своих примитивных утилитарных потребностей и/или направив его к удовлетворению своей гордыни. Но Бог, ни в чем не умаляя свободы человека, всегда не только дает любому из своих любимых творений шанс (и не один, а множество) реализовать себя в своем творческом горении, и проявиться в назначении своем, но и выстраивает на пути человека такие события, которые равно могут вести человека к его гению, так и могут отвратить его от назначения своего. И в этом, Бог, даровав человеку полную свободу от самого его сотворения, оставляет право выбора за самим человеком. И каждый человек может вполне проявить волю к гениальности и/или к святости, равно как и выбрать путь бездарности и/или нравственного разложения. В этом и состоит извечная правда и высочайшая тайна Божьего промышления о человеке.

§ 91

Творческий дар и назначение. Творческий дар, назначенный гению – это отнюдь не одаренность таланта, дающая его обладателю лишь дивиденды, которых последний, как правило, добивается достаточно легко и свободно. В случае же с гениальным человеком, творческий дар – это огромная, невероятно тяжелая и предельно ответственная ноша, которая составляет все, что ни есть самое ценное для гения и от которой он просто не может отказаться иначе, как только лишь уничтожив свой гений. Но гений, утерявший или растративший по тем или иным причинам свой творческий дар, теряет при этом всякий смысл бытия. Вместе с тем, мы полагаем, что творческий дар дарован каждому человеку, но очень мало тех, кто способен в себе это понять, совсем мало тех, кто готов это в себе принять, и совсем уж единицы тех, кто окажется способен нести сей ответственный и тяжкий груз, дабы реализовать изначально заданную в себе гениальность. В полной мере развившийся гений в смысле осознания назначения своего, совершенно самодостаточен. Для того, чтобы творить, ему не нужны внешние стимулы. Внутренний стержень, имеющий огромную, не подвластную даже для самого гения, силу, просто не позволит ему сойти с этого пути. Да, гению тоже хотелось бы рукоплесканий, не отказался бы он ни от наград, ни от денег, но не это главное, скорее даже – это как раз самое малосущественное для его творчества. Для него, для гения, важнее пристальное внимание избранных, нежели бурный, но кратковременный восторг миллионов. Потенциально гениальны все люди, но если деятельность совпадает с назначеньем – гениальность становится проявленной. Так же как печень, сердце и желудок выполняют свое назначение, свои функции, так же как любая травинка вырастает в своём месте и в своё время, так же как любая планета или целые планетарные системы перемещаются по изначально заданной траектории, так и каждый человек имеет назначение свое, свою траекторию в общей системе мироздания. И только тогда, когда функциональная основа – предназначенье совпадает с тем делом, которым человек занимается, он способен проявить совершенство в этой деятельности и стать гениальным в том, чему он предназначен.

Гений знает об инобытии из бытия, а о бытии – из инобытия, что принципиально невозможно не только для людей обычных, но и даже для самых выдающихся талантов. Гений уже знает все, еще не зная ничего; в его сознании нет расчлененности, – его знание и вера целокупны – он верит, не имея никаких оснований для веры, и он знает, не имея никаких оснований для знания, – тех оснований, которые просто необходимы всем остальным людям. Поэтому гений не зная еще доказательства вещей – знает между тем сами вещи в их смысловой явленности. В этом собственно и состоит творческий дар гения. В свою очередь, гений – это тот, кто в назначении своем находится под водительством Бога, даже если сам этот гениальный человек будет считать себя трижды атеистом. Но под таким водительством, обеспечивающим становление человека как гения, может оказаться любой из рожденных и живущих на земле людей, но только из числа тех, кто окажется способным полностью и без остатка предаться назначению своему. Высшие проявления творческого гения определенно связаны, во-первых, с внутренней религиозностью человека, обусловленной истинной верой, но не обязательно при этом внешне проявленной и не всегда при этом осознаваемой самим гениальным человеком; во-вторых, с божественным даром, даром гениальности, «с гением, полученным от Бога при творении»; и, в-третьих, с не детерминированной ничем свободой, благодаря которой человек собственно и становится способен к творческому деланию, отвечая творческим актом на зов, исходящий от Бога. «Воля к гениальности, – говорит нам Бердяев, – есть лишь обнаружение через свободу данного свыше дара». Творческий дар вкупе с назначением, осознанные человеком в предельно персонифицированном откровении, и есть собственно призвание человека к творчеству, – это зов, исходящий человеку от Бога.

§ 92

Νους ποιητικός (гр. – ум творческий). Характерная особенность личности, одаренной творческим умом, заключается в ее способности добираться в своих по-мышлениях до сущности вещей, до их самого самого, до самой истины. Главным продуктом νους ποιητικός являются продуцирование универсальных идей, направленных на постижение сущего в своем бытии, причем не на мертвом языке конструктов и понятий, а на живом, образном, поэтическом в изначальной своей сущности, языке. В противоположность этому, рациональный ум (ratio) в совершенстве продуцирует множество частных идей, касающихся отдельных сторон актуального бытия. Следовательно, выдающемуся поэту, равно как и истинному философу, мы отдадим пальму творческого ума, тогда как изобретателю, исследователю и конструктору – пальму ума рационального. В свою очередь, проявленную гениальность гения в его становлении мы будем рассматривать как высшее проявление в его творчестве не рационального, репродуктивного ума, а ума творческого, поэтического, созидательного. Творческий ум – это ум поэтический, созидающий, продуктивный в сущности своей, тогда как рациональный ум – это ум изобретательский, конструирующий, и по сути своей – репродуктивный. По направленности своей, творческий ум не может быть ни вульгарным, ни циничным, ни рациональным, ни практичным, ни аналитическим, ни расчленяющим; νους ποιητικός есть ум простой, наивный, созерцательный, синтетический, обобщающий. Если ratio опирается на догматы, стереотипы, суеверия, то νους ποιητικός опирается на ценности, идеалы, принципы; и если первый в совершенстве обеспечивает актуальное бытие природного индивида, то второй, направленный на постижение идей и сущности вещей, обеспечивает духовную жизнь личности в ее непосредственной самости.

Самость личности определяется ее волей, характером (система нравственных отношений), направленностью ума (ум рациональный, ум творческий, ум мистический), системой врожденных способностей (высшая степень проявления которых – есть талант), творческим даром и назначением. Назначение не следует понимать ни натуралистически, ни механистически, как мы вообще склонны понимать мир из причинно-следственных отношений, которые поставляет нам непрерывная работа нашего рационального ума (ratio). Назначение, которое определяется направленностью ума, отношением к прекрасному и способностью любить, нужно понимать как откровение, которое дается всем и каждому и не однажды. Однако далеко не каждый способен распознать откровение, поскольку самая распространенная среди людей направленность ума – это ум рациональный, практический, утилитарный, тем более, что названный характер ума одобряется и поддерживается всеми созданными людьми структурами, которые набирают все большую силу с ростом и развитием цивилизации. Cognitio intuitiva (лат. – познавательная интуиция) – это высший уровень, высший достижимый предел рационального ума, это iquava ratio, следующий во всем необходимости. Напротив, ηους ποιητικός заставляет человека не подчиняться необходимости и не страшиться парадоксов, парадоксов, которые просто ужасают рациональный ум и отвергаются им как нечто, что просто не может быть, потому что «не может быть никогда». Для творческого ума закон противоречия не является законом как таковым. Творческий ум способен видеть законы там, где ум рациональный склонен видеть лишь возможность критики и установления противоречий.

§ 93

Вдохновение и откровение. Продуктом творческого ума являются творческие идеи, т.е. идеи, которые имеют признаки абсолютной новизны и самой-себя-реализации, а причиной рождения творческой идеи является то, что поэты, художники, мыслители называли от века вдохновением.­ Вдохновение приходит человеку в любое время, в любой обстановке, и независимо от того, чем собственно в данный момент занимается обладатель творческого ума и независимо от направленности его размышлений, его созерцаний, его актуальной деятельности. В свою очередь, рациональный ум, активность которого направлена на утилитарную практическую деятельность в развитии своем имеет тенденцию к все большей специализации, чем и закрывает для себя возможность вдохновения, как бы ограждаясь от него частоколом усвоенных им рационалистических правил, положений и тактик. Вполне состоявшийся и самоуверенный, критически настроенный и избирательно толерантный современный рационалист не знает вдохновения. Знание и познание имеют разные истоки. Знание добывается разумом (ratio), пребывающем в непрерывной работе и находящимся под гнетом необходимости, познание же, равно как и вера, приходит человеку в результате активизации творческого ума (νους ποιητικός) в итоге вдохновения и откровения.

Вдохновение и откровение – это явления одной природы, но, вместе с тем, они неравнозначны. Откровение, так же, как и вдохновение, всегда персонифицировано, сверхлогично и очень индивидуально. Откровение приходит к человеку по прямым «каналам», непосредственно от Бога, но сами эти каналы как по содержанию, так и по форме, могут быть самыми разными. То, что для всех людей будет дождем, громом, кучей мусора в подъезде, интересной мыслью в книге, событием на время потрясшим личность, наступившей вдруг вокруг человека мертвенной тишиной, станет источником откровения для того, кому оно собственно предназначено. Все остальные пройдут мимо, спеша по своим делам, тот же, кому назначено быть причастным к откровению, вмиг станет другими. Откровение может абсолютно перевернуть жизнь человека, как это было, например, с Ап. Павлом. Откровение принципиально изменяет человека, делает его совершенно неузнаваемым, переворачивает само его существо. Вдохновение же затрагивает лишь мир наших мыслей, представлений, чувств, сферу нашей деятельности. Вдохновение касается человека лишь периодически. К откровению же человек становится причастным раз и навсегда. Сила вдохновения несравнима с силой откровения, но природа у них одна и та же, – божественная. Бог говорит с каждым из нас, но вполне понимают глас Божий лишь избранные единицы. И это последнее и есть самая большая тайна о вдохновении и откровении.

§ 94

Гений как становящееся. Талант, основой которого являются унаследованные от природы особые способности, автоматически реализуется и вполне проявляет себя при благоприятных для этого условиях, каковыми выступают, прежде всего, обучение, тренировка и возможность участия в соответствующей деятельности. Гений в своем становлении предполагает наличие некоего творческого дара, не сводимого и не тождественного никаким особым природным способностям, а в существовании своём гений требует абсолютного осознания вящей потенции, которое сродни откровению. Ни почва, ни уход, ни специальные усилия, ни интенсивное обучение здесь не помогут. Проявление гения требует колоссального напряжения творческих, волевых и нравственных сил, сочетающихся при этом с глубокой верой в истинность избранного пути. А условия, в которых при этом оказывается гений – это уже десятое дело. Напротив, для таланта условия стоят на первом месте. Если талант – это сила, если понимать здесь «силу» в ее метафизическом энергийном значении, то гений – это сила сил. Талант в своем развитии использует преимущественно единственный энергийный вектор (выдающиеся способности в их постоянном развитии), тогда как гений в своем становлении пользует множество таких энергийных векторов. Если талант подчиняется закону развития, то гений, – закону становления, где развитие имеет свой предел, а становление, как мы знаем, такого предела не имеет. Следовательно, если талант можно развить, то гений, – никогда.

Неверно было бы думать, что гениальность обязательно проявляется и человек реализуется как гений, будучи юным, молодым, как это было, например, у Байрона, Пушкина, Паскаля. Это одаренность способностями и талант всегда проявляются очень рано. Гений же в своем становлении должен созреть и тогда только он может раскрыться, а для каждого цветка, как мы знаем, есть свой срок, и каждый плод достигает зрелости в свое время. Так, гений Бальзака начал раскрываться лишь после тридцати, так и Чайковский написал свои лучшие гениальные вещи уже на закате жизни. И нет, и не может быть никаких возрастных ограничений для реализации дара гениальности. И каждый, еще вчера обычный человек, сегодня может пробудиться как гений, как это произошло, например, с Апостолом Павлом. Гений есть становящееся, и только в становлении творческого дара и абсолютном осознании назначения своего только и обретает человек исконную от Бога гениальность и осуществляется как genius, – как гениальный в своем бытии человек.

§ 95

Гений как «дилетант». Специалист, профессионал – это ремесленник, технолог, который в своей деятельности оперирует хорошо известными ему принципами, материалами, правилами, методами и приемами. Высшая степень профессионализма – это мастерство, а подкрепленная к тому же высоким уровнем одаренности она становится талантом. Гений – это своего рода дилетант, потому что он решает принципиально новые задачи, и решения его при этом не могут быть профессиональными. Профессионализм предполагает технологичность, гений же, напротив – это отказ от технологичности. Профессионализм – это применение хорошо известного в известном, напротив, гениальность – это произведение неизвестного в неизвестном. Профессионализм, в определенном смысле, чужд творчеству, он склонен завязать в болоте своей профессиональной компетентности. Профессионал способен к саморазвитию лишь в сфере профессиональных технологий, чаще всего четко очерченных его специализацией. Можно сказать, что творчество мастера отличается относительным постоянством и стабильностью, творчество таланта имеет спорадический характер, творчество гения непредсказуемо и мало поддается каким-либо измерениям. Мастерство и гений – это понятия разного порядка, а равновесие ума и дела возможно лишь в сфере ремесла. Только в деятельности ремесленника, профессионала, мастера мы можем наблюдать такое равновесие. Напротив, гениальность – это постоянный поиск, сопровождающийся неравновесным состоянием, – это то, что великий Гёте называл «блужданием». Наемного работника, ремесленника, специалиста, мастера, даже талантливого человека вполне может заменить в том же деле и другой человек, имеющий соответствующие знания, умения, опыт и способности. Напротив, гения, в том деле, которым он занимается, на том месте, где он находится, не может заменить никто и никогда. Это один из первых признаков гениальности. Это аксиома. Если мастер, специалист, талантливый человек – это всегда люди знающие и не могущие не выступать при этом в роли “дровосека”, расчищающего просеки для расширения дороги прогрессу, который, увы, не только приносит людям пользу и комфорт, но и превращает первозданный сад человеческого духа в безжизненную пустыню, то гений – это всегда человек познающий – вечный ребенок, ученик и учитель в одном лице, “садовод”, засевающий опустошенные прогрессом просеки живительными семенами духа и поливающий восходящие отростки потом и кровью в своем изнурительно-радостном, безусловно-самозабвенном, духовно-творческом труде.

§ 96

Гений как "ребёнок". Тем, кто занимается воспитанием детей хорошо известно, что для них занятия художественным творчеством во всех его многообразных формах долгое время остаются одним из самых любимейших занятий, если, конечно, взрослые не отбивают у детей охоту к таким занятиям. Так вот, у гениев, эта любовь к художественному творчеству, питаемая обостренным чувством прекрасного, сохраняется на всю жизнь, независимо от рода их деятельности и направленности их творческих устремлений. В гении, «как в ребенке, – говорит Артур Шопенгауэр, – очень мало сухой серьезности заурядных людей, которые никогда не способны возвыситься над интересами чисто субъективными и видят в предметах только мотивы для своей деятельности. Кто в течении своей жизни не остается до известной степени большим ребенком, а всегда представляет собой тип серьезного, трезвого, вполне положительного и благоразумного человека, тот может быть очень полезным и дельным гражданином мира сего, но никогда не будет гением». Гений лишь тот, кто навсегда остается непосредственно-наивным и творчески-свободным ребенком. Заметьте, – дети никогда не ломают игрушек, как думают об этом взрослые. Дети только лишь разбирают игрушки для того, чтобы посмотреть, а что же там внутри, ну а потом, – собрать игрушку обратно. Дайте русскому мальчику, – говорит Ф.М. Достоевский, – карту звездного неба лишь на одну ночь, и наутро он вернет ее вам исправленной. Наверное, так поступит и каждый гений.

§ 97

Художественное творчество есть важнейшая форма познания, направленная на постижение, раскрытие и утверждение истины, где главным способом раскрытия сущего в своем бытии является поэзия, понимаемая в широком смысле этого слова. Мы привыкли считать, что занятие человека художественным творчеством есть духовное проявление. Вместе с тем, здесь следует внести определенные ограничения. Духовность человека действительно реализуется в произведениях искусства, созданных этим человеком, например, в живописных произведениях. Однако в живописных изображениях, которые производятся художниками-ремесленниками в огромных количествах и в чисто-утилитарных целях (с целью продажи), произведениями искусства не являются, это всего лишь художественные изображения и дух не находит в них своего выражения и воплощения. При этом неважно, в каком стиле выполнены эти полотна, в стиле классицизма, реализма или модернизма. Акцентуация человеком своего бытия на телесно-душевном уровне – нацеленность его на сугубо рационально-природное и рационально-общественное проживание и есть собственно отторжение духа. Может быть человек, еще мало, чем отличающийся от животных, вначале научился видеть красоту в идеально гладкой и светящейся «неземным светом» поверхности сколотого кремня и лишь затем, много позже, понял его целесообразность (пользу) и начал использовать этот самый кремневый обломок как орудие труда? Может быть именно здесь, в том, что мы называем чувством прекрасного, скрыты зачатки одной из древнейших способностей человека, определяющей его сущность как собственно человечность? Может быть именно в этом, в дарованной человеку способности познавать мир не только чувствующим аппаратом своим, который есть и у животных, но, прежде всего, духом, и творить художественную правду (как в названных наскальных рисунках), как раз и заключены самые истоки того, что мы называем гениальностью? Недаром ведь сказано в Ветхом Завете: «Познал я все, и сокровенное и явное, ибо научила меня Премудрость, художница всего» (Прем. 7: 21). Представление этого внутреннего содержания, этой премудрости, этой идеи, ставшей достоянием гения, в виде разнообразных содержательных форм и выразительных средств, будь то цвет, форма, ритмика, гармоничный звук или слово, позволяет гению раскрывать и воплощать познанное им для того, чтобы сделать его достоянием других людей. И в итоге такого творческого акта рождается то, что уже имеет называться картиной, музыкой, стихом и пр., т.е. таким продуктом творчества гения с которым могут взаимодействовать уже другие люди. Но взаимодействовать – это еще не значит чувствовать то, что пережито гением, и понимать то, что было им познано, ведь непонимание и отторжение – это тоже взаимодействие, и потому проходит порой очень много времени, чтобы то, что было открыто гению много раньше других, стало, наконец, достоянием всех и каждого.

§ 98

Феномен поступка. Во всей истории человеческого гения мы сталкиваемся с непреложным правилом: чем выше человек по своим духовным основаниям, чем выше его гений, и тем менее его слова и убеждения расходятся у него с делом. Изучая опыт духовной жизни гениальных людей, мы сталкиваемся еще с одним правилом, которое позволяет нам выделить один из важнейших феноменов, во многом определяющих гениальную личность, – своеобразную печать гения. На примере многих гениальных людей мы видели, что они были внутренне, духовно готовы и нашли в себе силы совершить поступок, впоследствии полностью определивший их творческую жизнь, и раскрывший возможность для становления их гения. И никакие препятствия, никакие прагматические соображения и даже соображения личной безопасности не могли остановить их в этом. Не только обыкновенные, но и даже высокоталантливые люди оказываются неспособны на подобное. Человек, совершающий поступок, которым он отвергает внешнее обывательское благополучие, или того больше, – идет на риск, опасность, подвиг, но тем самым отстаивает и утверждает свободу своего духовного творчества, такой человек открывает путь для становления своего гения, такой человек – уже гений. Следовательно, становление гения берет свое начало в поступке, который широко открывает ворота души для реализации творческого дара гения в его уникальном во всех отношениях назначении. Богатство и успех губят талант, – тот талант, который сам притягивает к себе и успех и богатство. И только один гений способен противостоять удобствам богатства и обманчивому блеску успеха, – гений отталкивает их, и Провидение стоит здесь на страже. Провидение оберегает гения от печальной судьбы таланта, который, начиная купаться в лучах славы и лоснящийся от довольства преимуществами преуспевания и безбедной жизни, сам себя губит, предавая свой талант в угоду успеху, славе и богатству. Судьба ведет талант от блеска к забвению. С гением все иначе. Провидение дает гению возможность приобрести необходимый ему опыт жизни и практической деятельности, но как только этого опыта становится достаточно, или жизнь гения начинает противоречить его назначению, происходит нечто такое, что гений не может не вернуться к своим трудам. Иначе и быть не может, ведь гений находится под особым водительством духа. Гениальный человек всегда способен на поступок, такой поступок, который может перечеркнуть все его общественные достижения, разрушить карьеру, привести к финансовому краху, но который охранит его гений. И гений всегда предпочтет последнее, тогда как таланту бывают недоступны свершения гения, ведь преуспевание – это и есть главная цель таланта. Талант продается, гений – никогда! Можно считать доказанным, что человек, добившийся выдающихся результатов на каком-либо поприще, человек, ориентированный при этом на достижение своих личных и сугубо прагматических целей не может считаться гением. Только лишь достижение выдающихся результатов отнюдь не является достаточным критерием гениальности. В свою очередь можно считать доказанным, что поступок, который открывает путь для становления гения и который подтверждает «волю к гениальности» является одним из важнейших критериев человеческого гения.

§ 99

Труд как духовная проблема. Труд - образовательная и созидательная деятельность. Результатом труда является его продукт – то новое, что произведено в процессе самого труда, который не может быть непродуктивным. В свою очередь, разрушение – это не есть продукт труда, разрушение может быть только результатом работы. Работа может не иметь продукта. Работа – это лишь инструмент труда. Переложил предмет с одного места на другое – это уже работа. Когда человек выполняет какую-либо работу, он рассчитывает получить вознаграждение за это. Труды человека не требуют вознаграждения, они имеют внутреннюю значимость и самостоятельную ценность. Работа всегда имеет какие-либо количественные характеристики. Например, измеряется по количеству отработанных (не проведенных в трудах, а именно отработанных) часов. Труд человеческий не может быть измерен количественной мерой, это всегда поступок, но не повинность. Поэтому человек никогда осознанно не будет избегать труда, но будет осознанно уклоняться от работы. Нет людей ленивых, а есть лишь люди не смогшие подняться до осознания ценности и смысла созидательной деятельности – труда.

Своего высшего смысла труд достигает тогда, когда он становится делом жизни человека и не опирается в истоках своих ни на расчетливость, ни на вознаграждение. По своей природе труд, в отличие от работы, бескорыстен. Свободный человек отличается от раба тем, что первый трудится исходя из своей благодати, из любви к труду, а второй изо дня в день выполняет работу по принуждению. Труд есть необходимое условие для становления человеческого гения. Отношение гения к своему труду, в отличие от такового у человека обыкновенного, – боговдохновенно и потому никакие внешние препятствия, обычно мешающие проявлению способностей и талантов, а также ограниченные биопсихические и психофизиологические возможности не мешают гению проявлять чудеса настоящего трудового героизма, совершенно недоступные людям во сто крат более энергичным, крепким физически и устойчивым психически. Труд никогда не бывает бессмысленным, труд – это всегда творчество. Однако творчество не подчиняется закону регулярности и стабильности, а творческая активность не может включаться по звонку, так же как не может по звонку и угасать. Так называемые периоды «творческого застоя» могут быть достаточно продолжительными, и вызывать у художника состояния жесточайшей депрессии. Но если вдруг «пылающий уголь» мысли «коснется его мозга», то художник еще минуту назад изнывающий от смертной скуки и тоски, вдруг как будто нарождается вновь, и тогда нет уже препятствий для его творческой воли, и творческий труд мощным потоком разворачивается уже в духовном созидании. Труд является настоящим источником духовной зрелости человека, труд есть единственный путь к становлению человеческого гения. И именно в труде, освященным божественным даром призвания и назначения, гений обретает настоящую силу для возвышения над всем разумно-постижимым.

§ 100

Феномен   творчества. Если обычный человек с той или иной степенью успешности познает лишь взаимные отношения вещей, то гениальный человек охватывает своим сознанием универсальные основания бытия, и становится способным к познанию сущности вещей. Те вопросы, которые интересуют гения и являются предметом его познания, с точки зрения всех остальных людей, современных гению, чаще предельно непонятны или совершенно неинтересны этим людям. И поэтому проблемы, решаемые гением, могут объявляться в лучшем случае малозначимыми и неактуальными, а в худшем – просто глупыми или даже вредными. Выдающиеся, гениальные люди стремятся к познанию и воспроизведению высших истин, и, благодаря этому, они менее всего заботятся о собственной пользе, напротив, их усилия направлены не на получение личной выгоды, а на создание общезначимых, общечеловеческих ценностей – ценностей, формирующих в конечном итоге духовную культуру человека. С другой стороны, талант всегда ориентирован на удовлетворение тех актуальных потребностей и запросов, которые наиболее значимы для современного ему большинства. Творчество таланта всегда нацелено на удовлетворение близких, актуальных сиюминутных потребностей. В отличие от таланта, гений, ориентируясь более на внимание избранных, в творческой деятельности своей стремится к совершенству, хотя и подозревает недостижимость этого. Процессуально, талантливый человек творит так же, как творит гений. Более того, сам процесс творчества гения может мало чем отличаться от бытового творчества, характерного практически для любого человека. Однако по целям своего творчества талант и гений принципиально отличаются друг от друга. Различия эти касаются как продуктов, так и последствий их творческой деятельности. По своим целям гений творит для мира в целом и непосредственно участвует в становлении духовности человека, в его духовном преображении. Творчество гения, имеющего корнями своими самою вечность имеет ту же направленность, а именно – в вечность. Дело гения становится для него богом, которому он поклоняется, религией, которой он следует, верой, которой он не изменяет ни при каких обстоятельствах.

Переделка природы под свои потребности, которая достигла апогея в современной техно-инфо-цивилизации – это одна сторона жизни человека – человека рационального, высшим творческим достижением которого является творчество таланта. И, напротив, преобразование природы исходя из смысла духовного проживания – это совсем иная сторона жизни человека – человека духовного. Именно такие люди приводят свой народ к национальному самосознанию и тем выводят свой народ за пределы времени – во врата вечности. Так было, например, с древнегреческим народом, который как собственно народ перестал уже существовать, но в своем духовном выражении, через своих поэтов, мудрецов и гениев, он продолжает свою духовную жизнь в общемировой духовной культуре. Творчество талантливого человека сугубо актуально и всегда востребовано современниками, он просто не делает того, что не находит у них отзыва или не является предметом их актуальных потребностей. Гений же всегда опережает свой век и продолжает творить независимо от того, как его творчество воспринимается его современниками. В своем творчестве гений выражает и показывает только правду, правду жизни и реальную природу чувств, раскрывает истину, чаще не умея никак по другому объяснить то, что он говорит, раскрывает и показывает. В продуктах его творчества представлено лишь то, что он видит своим внутренним оком и слышит своим внутренним чувством – то, что становится доступным его духу, но то, что пока не доступно всем остальным, то, чего пока не воспринимают и не понимают другие. Дух нельзя развить, подобно тому, как мы развиваем способности души или тренируем тело, но можно говорить о пробуждении, о прорыве духа, о духовном преображении, что мы в полной мере можем наблюдать в творчестве гениального человека. Парадокс в том, что любой человек может расширить и углубить свою духовную жизнь посредством свободного творчества и духовного делания. В этом и есть настоящий смысл человеческой жизни. Однако, лишь единицы оказываются способными на подобное. Свободное творчество и духовное делание – это то, чем отличается творчество гения от бытового творчества обыкновенного человека и высокого творчества таланта.

Творчество и изобретение новых технологий, которыми так увлеклось современное человечество, имеют различные основания и совершенно иную природу. Каких только технологий ни напридумывали люди – начиная от техник секса и завершая политтехнологиями, различия между которыми лишь в том, что первые придумали люди сексуально озабоченные, а вторые – люди, ущемленные в своей гордыне. В прежние эпохи люди создавали идеалы человека творческого, духовного, умеющего дарить любовь. «Античность выдвинула героя и мудреца. Еврейский народ – пророка. Христианское средневековье – святого и рыцаря», в наше время «от человека прежде всего требуют подчинение силам вне и над человеком находящимся» (Н.А. Бердяев). Сегодня в почете человек структуры, профессионал, умеющий в совершенстве изобретать технологии направленные на поддержку существования соответствующих структур, или владеющий суммой технологий, позволяющих либо одурманивать толпу, либо создавать много миллиардные состояния, либо создавать технические усовершенствования, удовлетворяющие примитивные потребности толпы. В былые времена в почете была нравственная личность, и люди нет-нет, да и заговаривали о любви. Сегодня любовь заменили сексом, а нравственные ценности – социально-значимыми образованностью и профессионализмом, которые в свою очередь определяются объемом информации и суммой технологий, которыми владеет человек. Божественные принципы человеческого бытия сменились идолами, требующими жертвоприношений и фетишами, требующими поклонения. Почему же люди с такой легкостью меняют радость творчества на примитивные в своей сущности технологии? Потому что настоящий смысл технологий – «пришел, увидел, победил» – просто, понятно, результативно, тогда как творчество – это всегда муки, это всегда сомнение, это переход от одной неудачи к другой, это постоянный поиск и неуверенность в избранном пути. Творчества есть непрерывный, мучительный и изнурительный труд. «И чем серьезнее, значительнее и оригинальнее взятая на себя человеком задача, тем мучительнее его самочувствие» (Л.И. Шестов). Теперь понятно, что только редкие «сумасшедшие» гении избирают бескомпромиссно творческий путь, не гарантирующий на выходе никакого прогнозируемого результата, большинство же склонны продавать свои таланты и получать быстрый и наиболее полезный для индивида результат.

Творчество – это взлет и падение, после которого не только трудно летать, но и мучительно трудно даже просто передвигаться; это взрыв эмоций и полный покой созерцания, это несказанный восторг и глубочайшее переживание неудачи; это одновременно и драма, и трагедия, где главную роль играет одно и то же лицо, – действующее лицо с ликом творца, с ликом созидателя. Творчество – это всегда эксперимент, это уравнение со многими неизвестными, это бесконечная череда вопросов и минимум однозначных ответов. Творчество – это медленное продвижение с черепашьей скоростью и стремительный полет сокола; это пляска «сумасшедшего» и поступь «бога». Но если это действительно так, то творчество – это и есть самое само, ради которого стоит жить! И поэтому, несмотря на все «муки творчества», на все препятствия и на все жестокие испытания, во все времена находились, и сейчас еще находятся люди, которые несмотря на все преимущества технологичного и удобного во всех отношениях решения проблем, и, невзирая на все сложности творческого пути, выбирают все тот же «трудный путь, опасный как военная тропа» (В.С. Высоцкий). Путь, определенный нам Самим Творцом, сотворившим человека «по образу… и по подобию» Своему.

 

 Источник: Чернов С. В. Книга о гениальности. Т. 1: Человеческий гений: Природа. Сущность Становление. Монография. Воронеж-М.: Издательство Института духовной культуры и свободного творчества, 2010. - 562 с. (Часть первая - С. 11-80; Часть четвёртая - С. 421-471). 

---